Старик берет девушку за руку и заводит обратно в хижину. Усаживает на диван у камина. Старик снимает штормовку. От сапог на деревянном полу остаются мокрые следы.

Я тоже вхожу в дом. Ставлю сумку на пол у двери. Отряхиваю снег. Откидываю капюшон. Снег бесшумно падает на пол.

Еще одна девушка стоит у камина. Она смотрит то на меня, то на Клару. Запускает пальцы в волосы. Она напряжена. Видно, что нервы у нее на пределе. Наверное, она приняла их с дедом Клары за киллеров.

Старик тихо говорит на своем странном языке. Я не знаю, что он говорит. Не знаю, понимает ли он, что происходит. Все, что я сказал ему, это несколько фраз на его языке, которые я заучил наизусть.

«Я знал вашу дочь. Клара в большой опасности. Я хочу помочь». С этими словами я вручил им медальон с портретом их дочери. У матери такие же глаза. Голубые, как зимнее небо. Я никогда не забуду этот цвет.

Они поверили мне. Почему? Может, инстинктивно догадались, кто я. Может, все это время они ждали моего приезда? В любом случае мое появление сильного удивления у них не вызвало.

Старик замолчал. Молодая женщина, моя дочь – но я пока не осмеливаюсь так о ней думать – поворачивается ко мне. Я слышу, как волны бьются о гранитные скалы, слышу, как ветер сотрясает стены хижины. Око шторма. Мне не верится, что я здесь. Не верится, что я сумел сюда добраться. Но что дальше? Что будет, когда правда выйдет наружу? Хаос? Голос у нее ниже, чем я себе представлял. Она говорит на безупречном британском английском.

– Итак. Мой дед говорит, вы знали мою мать? Не самый удачный день вы выбрали для визита.

Георг бросился вниз по ступенькам. Споткнулся, чуть не выронил пистолет, но вовремя схватился за перила и сохранил равновесие. От пережитого шока его тошнило. Перед глазами стояло разбитое лицо Кирстен. Это он избил ее. Едва Георг вбежал в туалет, как его вырвало. Он согнулся над унитазом. Его желудок, казалось, вывернулся наизнанку. Георг с трудом выпрямился. Глаза щипало от слез. От одежды несло рвотой, мочой и кровью. Голова гудела. Кровь стучала в висках. Все тело ныло от боли. Желудок снова скрутило, но рвоты уже не осталось. Георг сполз по стене на пол рядом с унитазом. Ванную комнату явно недавно ремонтировали. Стены были сделаны из натурального камня. Сверху раздался шум. Кирстен пыталась открыть дверь.

Георг затаил дыхание. Он знал, что запер дверь и забрал рацию, чтобы Кирстен не смогла связаться со своими подельниками. Шум стих. А вдруг он ее убил? Нет, он не мог ее убить. Она только что дергала дверную ручку. Значит, она жива. Но тишина все равно пугала. Что, если она там на полу истекает кровью?

Георг не знал, сколько просидел на холодном полу. Его привел в чувство стук собственных зубов. Они стучали от холода. Георг с трудом поднялся на ноги, стянул кофту через голову. Она была вся в крови. Георг снял штаны и трусы. Голый он посмотрел на свое отражение в зеркале. Кошмар. Трясясь от холода, Георг встал в душ в углу и открыл горячую воду. Он стоял под струей воды и плакал.

Через пару минут Георг вышел из душа с мыслью, что нельзя терять время. Ноги у него уже не тряслись. В кармане штанов он нашел пластырь и снова заклеил бровь. Оторвал еще кусочек и заклеил раненое ухо. Он стал похож на плохо замотанную мумию.

Голый, он, дрожа от холода, поднялся в одну из спален, которые забрали себе люди Рейпера. Порывшись в шкафах и ящиках, он нашел кое-какую одежду. Джинсы, футболки, джемперы. Не его размера, но чистые. Он оделся в два слоя. Но руки все равно продолжали дрожать. В ящиках он нашел патроны для пистолета, который отобрал у Кирстен. Рассовав их по карманам, Георг спустился вниз по лестнице.

В голове гудело. Беги, беги, беги. Он думал только о побеге. Надеть куртку, открыть дверь и бежать прочь отсюда. Как можно дальше, где люди Рейпера его не найдут и где он сможет забыть разбитое лицо Кирстен.

Но куда бежать? Где прятаться? Если Кирстен говорила правду и шведская полиция покрывает Рейпера и его молодчиков, то домой ему нельзя. Там его мигом найдут.

И потом, есть еще Клара. Он ее почти не знает. Какое ему дело до Клары? Это не в его стиле – волноваться за малознакомых людей. Каждый сам за себя в этом мире. Но ведь он сдал им Клару. Это его вина, что она оказалась втянута во все это дерьмо. Что-то внутри него говорило, что нельзя бросать Клару одну. Он знает, где она. Надо ее предупредить. По-другому нельзя.

В прихожей он увидел непромокаемый плащ на крючке. Георг надел его и сунул пистолет в карман. Плащ был маловат. Ничего страшного. С полки он взял перчатки и шапку. Георг действовал быстро, словно боялся, что стоит ему промедлить, как страх или сомнения его одолеют.

Ключи были там, где сказала Кирстен, в шкафчике у двери. Он достал айфон и подавил желание кому-нибудь позвонить. Хотя бы отцу. Но он не хотел рисковать. Он нашел в меню приложение с картами и забил туда координаты, услышанные по рации.

Помогут ли ему Google maps найти путь? Да еще в такой шторм? Это безумие. Но Георг на него решился.

Карта высветила крошечный остров в море. Он увеличил картинку. На карте видно было хижину. Это там прячется Клара? Телефон был полностью заряжен. Можно плыть.

Он открыл дверь, и в прихожую ворвался снежный вихрь. Георг натянул шапку на глаза и побежал к причалу. Его следы тут же засыпало снегом. Он прыгнул в лодку и вставил ключи в замок зажигания. По крайней мере, он умеет управлять лодкой. Научился, когда проводил лето в Рослагене, но только теперь это умение ему пригодилось. Лодка завелась не сразу.

Я ничего не отвечаю. У меня нет ответа. Нет слов, чтобы выразить все, что я чувствую. Все, о чем я могу думать, это что правда меня настигла. Нельзя бесконечно жить во лжи, потому что это не жизнь. Она устала, но все равно красива. И на ее красивом лице написаны сила и решительность. И даже жесткость. Это сочетание сбивает с толку. Видно, что моя дочь не готова идти на компромисс. Должно быть, эту черту она унаследовала от тебя. Я никогда не был бескомпромиссным человеком. Я стараюсь не встречаться с ней глазами.

Не в силах подобрать слова, я подхожу к окну, выходящему на море, и вглядываюсь в темноту. Сколько известно нашим врагам? Я не знаю.

В оконном стекле я вижу ее отражение.

– Кто еще знает, что ты здесь? – спрашиваю я, не оборачиваясь.

Наши отражения сливаются. У нее короткие, небрежно подстриженные и плохо прокрашенные волосы. Любительская попытка изменить внешность. Но все равно видно, что природный цвет волос у нее черный, как когда-то у меня. И оттенок кожи такой же.

Она отводит прядь волос со лба, моргает. Мне больно видеть, что она нервничает. Сколько горя ей пришлось пережить. Все время прятаться и бежать. Как мне когда-то.

– Никто, – ответила она. – Никто не знает, что я здесь.