— Не бери в голову, Анечка, — услышала я ее голос. — Этот спектакль давно не премьерный. Женя, ты с чем виски будешь?

— Женя, — я тронула его руку. Он вздрогнул и, отведя взгляд от двери, отрешенно посмотрел на меня. — Не расстраивайся. Она несла совершенную ахинею.

— Да… Ахинею… Прости… — он снова сжал мою ладонь. — Может, поедем домой?

— Я не хочу оставлять твою маму одну.

— Да, наверное. Идем.

Женя прошел вперед, а я проводила его встревоженным взглядом.

Сколько раз эти самые слова об одиночестве и ярме повторяла ему Инна? Зачем? От чего она хотела его защитить? Как глупа была ее слепота, ее гипертрофированная любовь к своему племяннику! Она оберегала его от всего, даже от счастья, за которое он готов был бороться. Сам.

— Женя, — позвала я. Он обернулся. — Я тебя люблю.

— Я знаю, — он слабо улыбнулся. — И я тебя.

Мы вернулись в столовую. Женя старался вести себя как ни в чем не бывало, и наша беседа снова стала непринужденной, простой, но интересной во многом благодаря его хорошему настроению. Он шутил, рассказывал всякие байки со стройки, а Светлана счастливо улыбалась, глядя на сына. Меня удивило, что Александр Геннадьевич так долго не возвращался. Прошло, по крайней мере, минут двадцать прежде, чем он зашел в столовую, хмурый и злой. Никто не спросил его об Инне, да он, похоже, и не собирался говорить. Сел на свое место и плеснул себе виски. Женя искоса посмотрел на отца и, под столом положив руку мне на колено, произнес:

— Спасибо большое, но нам, наверное, пора.

— Может, останетесь ночевать? — предложила Светлана.

— Нет, спасибо, мам. Завтра много дел. Я оставлю машину у вас, а утром заберу.

— Как скажешь, — буркнул отец.

Женя вызвал такси, и его родители вышли к воротам нас проводить.

— Жду тебя в гости почаще, — Светлана напоследок ещё раз обняла меня. — Я так рада, что ты у нас теперь есть.

Из-за ее плеча я увидела, что Женя говорил с отцом. Александр Геннадьевич выбросил недокуренную сигарету в грязь и ушел в дом. Женя не повернулся к нему больше. Сразу двинулся ко мне.

— Спокойной ночи, мам. Все было очень вкусно.

— Спокойной, дорогой. И не обращай внимания на чужую злость. Ты знаешь её истоки.

Мы сели в такси, и я едва сдержала облегченный вздох. Ну и вечер.

— Не слишком мы испортили тебе настроение? — спросил Женя, притягивая меня к себе. Я положила голову ему на плечо. Сразу потянуло в сон.

— Нет, все прошло хорошо. Почти хорошо, — я вздохнула и решилась на откровенность. — Прости, но я не могу понять Инну. Она чокнутая или как?

— Не знаю. Может быть, — он отвернулся к окну. — Она часто мне помогала, даже когда я сам этого не хотел. Не могу на нее злиться, и все тут. Все эти ее выпады, агрессия — от ее потребности кого-то защитить. Понимаешь… Своей семьи у нее нет, потому что она всю жизнь любила моего отца.

— Хм… Как брата?

— Нет, — Женя покачал головой. — Они сводные, не родные. И я с точностью без погрешностей могу сказать, что она его любит. До сих пор.

— Поэтому она так трясется над тобой, — я поджала губы. — Это вообще ненормально. А твоя мама знает?

— Знает. И отец знает. Он ее жалеет. А мать… Мать всегда чувствует превосходство над ней. Поэтому Инна любыми способами пытается повлиять на мою жизнь. Чтобы доказать, что она лучше.

— Она точно больная.

— Да нет же… Одинокая. Не любимая.

— Женя… А то, что она сегодня говорила… — я положила руку на его грудь и, приподнявшись, заглянула ему в лицо. Он не отводил взгляда от темного окна такси. — Ты все слышал?

— О ярме и одиночестве? Да.

— И что думаешь?

— Что она неправа.

Я вскинула брови. Слишком этот ответ был похож на отмашку.

Женя посмотрел на меня и, улыбнувшись, погладил по щеке.

— Не думай о ее болтовне. Не бери в голову. Она сказала это от безысходности. Иногда, когда ты кого-то сильно любишь, ты пытаешься защитить его всеми возможными способами.

— Даже причиняя ему боль? — спросила я.

— Даже. Потому что эту боль он выдержит, а ту, от которой его пытаются защитить — нет.

Я опустила глаза. Что значили эти слова в его понимании? Что для него большим ударом станет наше одиночество или…

— Инна смотрит со своей колокольни, — перебил мои мысли Женя. — И суждения ее субъективны. Она не хочет понимать, что семья для кого-то — это тоже счастье, не осознает, сколько может вынести человек, чтобы его создать. Она понятия не имеет, на что готов я.

— Мы, — поправила я.

— Мы, — согласился Женя и поцеловал меня в висок.



Больше о выпаде Инны мы не вспоминали. О нем она напомнила мне сама.

Последние дни перед выходными Женя был нарасхват, и мы почти не виделись. На работе я помогала Марине сдать дела до ухода в декрет. Хотя мне проектов тоже привалило, но я научилась разгребать завалы, планируя свой день с вечера. Про тайм-менеджмент мне рассказал Женя — кое-что объяснил, кое-что скинул в виде видео-уроков.

— Пока есть время, изучи, — посоветовал он. — Очень полезная штука, если подойти с умом.

Действительно, помогло. Я не только стала многое успевать без цейтнота, но даже перестала сильно нервничать и дергаться, если у меня были незаконченные дела.

Гордая собой, что завершила неделю на высокой ноте и без горящих заданий, я решила посвятить свободное воскресенье (субботу мы с Женей посвящали друг другу) уборке.

Марго с Пашей должны были вернуться в понедельник, поэтому в воскресенье генералить я начала далеко за полдень, проспав до одиннадцати. В дверь позвонили, когда я тащила ведро с водой на кухню. Поставила его в прихожей и, сняв одну латексную оранжевую перчатку, заторопилась к двери.

Сказать, что я удивилась, значило бы ничего не сказать. Я замерла, вытаращив глаза. Передо мной стояла Инна. В сиреневом пиджаке и в тон ему юбке-карандаше до колена, в белоснежной блузке с золотой брошкой в виде очков на отвороте воротничка, с желтым зонтом в руке и маленькой сумочкой-саквояжем на сгибе локтя. Осенний ветер принес ко мне Женину Мэри Поппинс, только вот тут она была совсем не нужна.

— Здравствуй, Анна.

— Добрый день, — буркнула я в ответ. — Я, к сожалению, занята.

— Я понимаю, как ты ко мне относишься. Но, пожалуйста, выслушай меня.

Ее надломленный голос меня смутил.

— С Женей все в порядке? — спросила я, все ещё держа дверь так, что незваная гостья не смогла пройти в квартиру.

— С Женей все хорошо. Я пришла извиниться.