Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуй, папа.
— Привет, — мужчина натянуто улыбнулся ему, потом мне. — Ну, знакомь меня со своей драгоценной.
— Пап, это Аня. Аня — мой отец, Александр Геннадьевич.
— Очень приятно, — мне протянули руку. — Мы вас давно ждали.
— И мне тоже. Спасибо.
Александр Геннадьевич едва заметно кивнул Жене и, отвернувшись, пошел в дом, нас с собой не позвав.
Женя обнял меня за талию и подтолкнул вперед. Не знаю, какого приветствия я ожидала, но сухость фраз Жениного отца выдавали некоторое недовольство моим визитом. Я раздумывала, начать обижаться сразу или, все же, подождать ещё одного доказательства, что мне не рады.
Мы поднялись по лестнице в три ступеньки, прошли коридор, мимо ванной и туалета, и оказались в просторной прихожей с зеркальным шкафом во всю стену.
— Сюда, — Женя повел меня направо, в столовую, а его отец, даже не обернувшись, пошел дальше.
В столовой, с огромным окном, за которым тянулась закрытая сейчас веранда, круглым столом, мягкими стульями, домашним кинотеатром, было тихо и неуютно. На столе пестрели блюда с нарезанными рыбой, бужениной, колбасами и овощами, стояли вазочки с икрой и какими-то морскими гадами. Я перевела растерянный взгляд с блюд на Женю. Шершнев смотрел на вход, сжав челюсти. К нам никто выходить не спешил.
— Может, все отложим? — мне тут было очень неуютно.
— Может, — Женя опустил голову. — Может, я и ошибся. Если хочешь — уйдем. Мне…
— Женя! Аня! Что же вы тут застыли? Мясо томится в духовом шкафу, и я не могу от него отойти, боюсь передержать.
Я выглянула из-за Жениного плеча. И встретилась взглядом с глазами цвета льда.
Женя совершенно не был похож на отца — но он многое унаследовал от матери. Глаза, черты лица, манеру держать голову, движения, улыбку. Его мать, кстати, улыбалась мне — широко, счастливо, но как-то неискренне.
— Мама — это…
— Я знаю, Женя. Знаю, — она раскинула руки и, тряхнув копной темных волос, волной ниспадавших на плечи, шагнула мне навстречу. — Я плюну на формальности, хорошо, дорогая? И просто обниму тебя.
Я немного растерялась от такого приветствия. Сегодняшний вечер уже можно было назвать вечером контрастов. Если отец Жени только и удостоил меня, что взгляда, то мать моего мужчины прямо-таки сжала меня в объятьях.
Я как-то неуклюже положила руки ей на талию, на тесемки от передника, который она надела поверх цветастой блузки и узкой черной юбки, но прижиматься особо не спешила.
— Спасибо, — шепотом произнесла Женина мама и, отстранившись, оглядела меня. — Спасибо…
Может быть, слова ее и были искренними, но само приветствие получилось несколько наигранным. Светлана Вадимовна, кажется, сама поняла, что перегнула палку, поэтому отступила быстро, вскинула голову, украдкой глянув на Женю, и, оценив его реакцию, улыбнулась:
— Пора бы принести на стол напитки. Мы с Аней займемся закусками, а вы, ребята, обеспечьте нам аперитив.
Пока мужчины выбирали вина, я помогала Светлане (так она попросила меня обращаться к ней) на кухне. Мать Жени была женщиной худощавой (не знаю, с чего я решила, что она должна быть полной), с виду энергичной и деятельной, но в движениях ее нет-нет да и проскальзывала какая-то усталая медлительность. Я украдкой следила за этой красивой царственной дамой, не уставая удивляться, как же похож на нее Женя. Что же ему досталось от отца? Характер?
Мне поручили резать сыры. Чем я и занималась, потихоньку таская неудавшиеся, неровные кусочки.
— Так, — Светлана заглянула в духовой шкаф. — Еще немного и будет готово. А пока… Скажи мне, пожалуйста, — она обернулась, и я застыла с куском камамбера в зубах. — Скажи, пожалуйста, как тебе это удалось?
— Что? — быстро проглотив сыр, спросила я.
— Мой сын давно перестал радоваться жизни, — вытирая руки передником, задумчиво произнесла она. — Никаких депрессий или психозов — только тотальное равнодушие ко всему и всем, кроме работы. Нас пугала его отрешенность. Она была какой-то… самоуничтожающей… И тут появляешься ты, и он меняется. С каждым днем. С каждым твоим звонком. Как ты смогла расколоть его? Расскажешь?
— Я просто работала, — я пожала плечами. — Вместе с ним.
Светлана скрестила руки на груди и отвернулась, тихо прокомментировав мой ответ:
— Просто работала… Надо же, — бросила в пустоту и снова посмотрела на меня с самым невозмутимым видом, будто я не слышала ее присказки. — Он говорил, что ты талантливый инженер.
— Я всего лишь окончила институт с красным дипломом. О таланте говорить ещё рано.
— В любом случае, Жене видней. Так, значит, все началось с работы?
— Не знаю, с чего именно. Но мы много работали и продолжаем работаем вместе.
— А ты сельская, верно?
Меня не понравился этот вопрос. Я перевела взгляд на сыр.
— Да.
— И не страшно было переезжать в город?
— Нет. Я здесь с братом. И меня всегда поддерживала моя семья.
Теперь настала очередь Светланы помолчать.
— Большая и дружная семья — это великая ценность, — она вздохнула. — Такой ценности я всегда хотела для своего сына. Ты знаешь, что он…
— Знаю.
Только с вами обсуждать не хочу.
— Я не думала, что он когда-нибудь… — она снова глубоко вздохнула. Потом заговорила тихо, с придыханием, словно сдерживала слезы. — Он изменился, правда. Стал мягче, разговорчивее. Я помню его мальчишкой, который хотел и мечтал о многом. Я помню его парнем, который сам не знал, чего хочет. Я знала его мужчиной, который ничего не хотел и ни о чем не мечтал. И вот теперь…
— Вы ошибаетесь. Он всегда знал, чего хочет, и не переставал мечтать. Просто все свои мечты он оставил для себя. Потому что никто не интересовался, чего он хотел. И, извините, конечно, но никто его не слушал.
Выпалив эти слова, я покраснела до корней волос, но нашла в себе смелость посмотреть на Светлану. Она медленно опустила глаза.
— Я поняла тебя. Жаль, что ты решила сразу во всем обвинить нас. Но я не собираюсь оправдываться… Так вышло.