Этот вальс – хит осени крутили на всех площадках. И в Доме приемов Смирнова тоже…

Какой великолепный зал…

Швейцар распахнул двери, и они очутились в белом классическом зале, полном разряженной модной публики. Только-только закончилась официальная торжественная часть открытия благотворительного аукциона. И начался фуршет. Официанты сновали в толпе гостей с подносами, предлагая бокалы просекко и легкие закуски.

Белый Романский зал архитектора Шехтеля. Катя озиралась. Сколько же народа!

Приглашенные театральные актеры разыгрывали на подиуме сценки комедии дель арте. Маски, маски… пестрый арлекин… черное… белое… пудра, веера…

Мужчины все поголовно были в смокингах. Такой дресс-код, дамы одеты более вольно и пестро – кто в коктейльных платьях, кто просто в красивых платьях от знаменитых домов, кто в дамских смокингах, кто в дорогой коже и заклепках. Аромат Kilian как примета сезона… модный тренд… Удушающая отупляющая сладость…

Катя с трудом представляла, что этот мальчик из Кимр… этот мальчик с бидоном черники, на глазах которого так страшно убили брата и сестру, тоже здесь… среди них…

И в этот миг она увидела Егора Рохваргера.

Он стоял в дверях Египетского зала – еще более великолепного и вычурного детища архитектора Шехтеля, с расписанным травами, папирусом и лотосами потолком, зеленым мраморным камином и дубовыми пилястрами.

Егор Рохваргер тоже был в черном смокинге. Золотые волосы, аккуратный пробор, прямая спина.

Рядом с ним – та самая мадам из бара «Горохов» – купчиха. Только на этот раз без сумки из кожи питона, а с клатчем от «Боттега Венета» и в ярком платье от Донателлы Версаче, обтягивающем ее телеса, с умопомрачительным декольте. Она что-то говорила Рохваргеру, явно гордясь тем, какой прекрасный и молодой у нее спутник на этом балу. На зависть всем пожилым приятельницам. Она годилась ему в матери, как и Виктория Первомайская… Но, в отличие от той, она была еще живой.

Жиголо…

Московский жиголо…

Мальчик из Кимр…

Безжалостный убийца…

Мститель…

О чем ты думаешь сейчас?

Где-то далеко, далеко, далеко, не здесь, не там, не в Египетском зале, а в темном, темном страшном лесу звери собирались у костра, так и не найдя избушку-зимовье… И костер тлел во тьме… И стучал, стучал в ночи невидимый дятел…

Ночной барабанщик…

Полковник Гущин тоже заметил Рохваргера. И медленно двинулся к нему в толпе гостей. Катя не могла понять – где оперативники? Официанты… так много вокруг официантов…

Подносы, бокалы с просекко…

Егор Рохваргер наклонился к уху своей спутницы. Что-то шепнул – возможно, шутку или непристойность, купчиха сразу зарделась, начала смеяться. Рохваргер галантно подал ей руку. Все движения его были отточены, изящны.

Вальс темный и пряный… вальс вампирский снова грянул в залах Дома Смирнова. И раз-два-три… Мрачный хор и струнные, оттеняющие сладчайшую, ядовитую, страшную мелодию скрипки…

Соло…

Маленький Мальчик из Кимр…

Мститель из прошлого…

Смокинг… стать… стиль… юность… красота… жизнь…

И все, все, все прахом – ради мести, ради темной жажды крови, разрушения и возмездия…

Егор Рохваргер оглянулся.

Взгляд его скользнул по толпе гостей и…

Катя встретилась с ним взглядом.

Он стоял далеко, но…

Она увидела, как на его лице отразилось недоумение, потом удивление, потом… еще что-то. Неуловимое. Он узнал ее! Или не ее? Кого-то другого?

– Вика?

– Что?

– Ты же мертва!

– Мне надо выпить…

– Чем отплатить мне тебе? Я всегда, всегда плачу долги… все долги…

– Адонис…

– Что?

– Ты новое его воплощение… Где я найду вепря, чтобы покарать тебя, когда ты бросишь меня…

Когда ты меня убьешь…

Егор Рохваргер отступил на шаг от своей толстой спутницы и…

Катя увидела, как он отвел руку назад.

У него там под смокингом пистолет? А в смокингах есть карманы?

И в этот миг полковник Гущин, не ожидая дальнейшего непредсказуемого развития событий, отшвырнул со своего пути официанта, потом какого-то мужика в смокинге, еще одного. Он бросился к Егору Рохваргеру. Катя и представить себе не могла, что он способен на такой бросок – как вепрь через весь зал!

Он налетел на Егора Рохваргера и сшиб, смял его всем своим весом. Опрокинул на мраморный пол, буквально расплющивая, распиная на этом полу, не давая возможности извернуться. Достать оружие и…

Истошно заорали гости. Вальс вампирский звучал как Песнь смерти. Все смешалось. Толпа отхлынула из Египетского зала, потому что официанты-оперативники кричали – все назад! Он вооружен!

Нет, не получилось тихо, компактно, как обещал Гущин начальнику охраны.

Получилось громко. Шумно.

Гущин рывком поднял Егора Рохваргера с пола и как тряпичную куклу поволок его из зала, заламывая руку назад в жестоком болевом приеме.

Что-то дикое…

Из древних времен.

Когда дрались не на жизнь, а на смерть.

Рядом с Катей истерически визжала какая-то баба в платье от «Оскар де ла Рента». У нее потекла тушь.

– Да замолчите же, – бросила ей Катя. – Все закончилось. Мы уходим. Веселитесь дальше.

Из-за нового обыска приезд сотрудников Литературного музея в дом Клавдии Первомайской пришлось отложить. Эсфирь Яковлевна Кленова сама позвонила заведующей фондами и сообщила, что в доме «еще работает полиция».

После обыска, устроенного этим неистовым полковником с разбитой рожей, и сад, и дом были полны хаоса и разорения. Но Эсфирь Яковлевна взирала на все это с олимпийским спокойствием. Из кухни полицейские забрали все ножи. Эсфирь Яковлевна приказала Светлане Титовой достать из комода старинные серебряные столовые приборы – Клавдия Первомайская купила их по случаю в комиссионке в шестидесятых. «На серебре» в этом доме никогда не ели, обходились мельхиором.

Но сейчас все изменилось.

– Плюнь, – объявила Эсфирь Светлане. – Ничего не убирай, оставь. Сиди и отдыхай. Все равно все наши уборки никому не нужны. Все здесь теперь прахом.

– Надо же чем-то руки занять, Эсфирь Яковлевна, – домработница Светлана полоскала на кухне в раковине тряпку.

Эсфирь вернулась в кабинет Первомайской. Она почти все время находилась здесь, по-хозяйски воцарившись за письменным столом, разбирала дневники Клавдии.