Ночью в село вошли люди. Не крадучись, почти в открытую, потому что бояться им было нечего – село лесное, где из представителей советской власти был только председатель – восьмидесятилетний глухой и подслеповатый старик, назначенный на должность силком, после того как двух его предшественников зарезали «неизвестные» и новых охотников на должность не находилось. Старик устраивал всех – власть, чтобы можно было отчитаться перед вышестоящим партийным начальством об успехах социалистического строительства на местах, и партизан, которым он ничем не мешал.

Люди из леса направились в центр села, постучали в одно из окон.

– Открывай!

Дверь открылась, хозяин в исподнем, подсвечивая себе керосиновой лампой, пропустил незваных гостей в дом.

– Нам «Оборотень» нужен.

У хозяина дома забегали глазки и затряслись руки, отчего свет лампы запрыгал по потолку и стенам.

– Не знаю такого.

– Что? – придвинулись к мужику гости.

– То есть знаю, конечно… Он бандит, то есть партизан, защитник народа. – Мужик старательно подбирал слова, чтобы ненароком кого-нибудь не обидеть, потому что не знал, кто перед ним – эмгэбэшники или партизаны.

– И где он?

– Не знаю, – развёл мужик руками. – Был давно, приходил, ушёл…

– А если мы по-другому спросим?

– Христом богом… Не знаю!.. Детишки у меня… Жена на сносях…

– Если ты не знаешь – кто знает? Кто здесь под «Оборотнем» ходит? Только не говори, что никто. Или тебе ответ держать придётся.

Трясётся мужик, зубами от страха стучит – такая жизнь у местных, что как между мельничных жерновов, которые тебя в любой момент в крупу перемолоть могут.

– Там, в конце улицы, дом…

Пошли в конец улицы. Постучали в окошко, так что стекла вылетели.

– С «Оборотнем» сведёшь?

– Не знаю я никакого «Оборотня».

– Ну, не знаешь так не знаешь.

Кто-то пошёл в стайку, притащил на верёвке корову.

– Так не знаешь?

Молчание. Кивок. И выстрел.

Закачалась корова, рухнула на подломленные передние ноги, на бок завалилась. Была кормилица, да не стало ее.

– Теперь лошадь веди.

Вывели вздрагивающую, косящуюся глазом лошадь. Которая здесь, в лесу, на все случаи жизни – и вспахать, и в город съездить, и сено или дрова из леса привезти. Никуда без нее!

– Ну что? Сведёшь?..

Шарахается лошадь, повод рвёт, словно чует, к чему дело движется.

А дальше что? Дальше, как водится: хату подпалят и семью стрелять начнут по одному. Все им расскажешь, никуда не денешься. А не расскажешь – запросто так ляжешь.

Смотрит хозяин на корову падшую, на коня, на гостей незваных.

– Чего от «Оборотня» надо?

– Ты сведи, мы ему сами скажем.

– Так не пойдёт – он ни с кем просто так встречаться не станет. Хоть убейте.

– А ты нам дорогу покажи.

Усмехнулся хозяин криво:

– Дороги к нему я не знаю, и никто не знает. «Оборотень» к себе чужаков не подпускает.

– А как же ты весточку передашь?

Думает хозяин, сомневается.

– Ну! – Ткнули ствол в ухо лошадке.

– Вон жердина на крыше, туда тряпку повязать надо. Как увидят ее, человек из леса придёт. Я ему передам что надо, а уж «Оборотень» сам решит встречаться ему с вами или нет. Так что ему сказать?

– Скажи, люди приходили, которым за кордон уйти надо, а у «Оборотня» связи. Поможет, мы заплатим. При бабках мы немаленьких. На вот, держи за корову. – Сунули в руку пачку советских рублей. – Ему деньги сильно пригодятся, а нам без надобности. Нам здесь места нет, нам когти рвать надо по-быстрому, пока «краснопёрые» большую облаву не учинили. Вешай свою тряпку, мы дня через три придём. Советам заложишь – считай, не жилец. И жинка твоя и детишки все в распыл пойдут. Понял?

Кивнул. Все они одно говорят – и те, и другие. И не просто говорят, но и режут, и стреляют, и детишек, и баб беременных. В городах фонари, кино, танцы, магазины открыты, а у них, в глухомани, что ни день – стрельба. Такая война…

– Ну всё, бывай!

* * *

Встреча состоялась в назначенном месте. «Оборотнем» назначенном.

На тропе стоял человек – один. Поперёк живота немецкий автомат и запасные магазины в подсумки напиханы.

– Вы хотели встречу?

– Ну?

– Деньги с собой?

– С собой.

– Покажи!

Сбросили на землю вещмешки, распустили горловины. Встречающий сунул внутрь руку, вытащил пачки денег. И в каждый вещмешок слазил, не поленился. И из пачки, выдернув на свет, купюры посмотрел. Настоящие денежки, с хрустом, с портретами, со знаками водяными.

– Ладно, пошли.

Такой был уговор, что встреча будет, только если с деньгами. А другого интереса у «Оборотня» не было.

Шли долго, часто меняя направление, раза три спускались в ручьи, где брели по щиколотку, по камням, чтобы смыть следы. Наконец пришли.

– Ждите…

Безнадёжное место – с одной стороны скалы нависают, с другой болото, ход лишь вперёд и назад по узкой тропке. Поставь сверху пулемёт, и никто живым не уйдёт – некуда уходить! Знает «Оборотень» своё дело. И свой лес.

Сидят зэки на полянке, ждут, оружие наизготовку, пальцы на спусковых крючках, крутят во все стороны головами. Неуютно им. Прочесать бы местность, высотку оседлать, да нельзя – с добрыми намерениями они.

Свист. Откуда-то сверху. На скале, на вершине, в рост человек встал. Осмотрелся. Крикнул:

– Всем сидеть, не то сверху гранатами забросаем!

Говор не русский, с акцентом.

– Нам «Оборотень» нужен.

– Кому это «нам»?

– Зэкам беглым. Слыхал про таких?

– Слыхал…

Еще одна фигура поднялась.

– «Оборотня» теперь здесь нет, он встретить вас велел.

– Ну, так встречайте! – озорно крикнул «Партизан». – Хлебом-солью. Спускайтесь, чего вы наверху прячетесь?

Но лесные братья весёлого тона не приняли. Подземная жизнь к шуткам не располагает.

– «Бережёного бог бережёт». Так, кажется, русские говорят? Оружие снимите и сложите вон там, в стороне.

«Партизан» поморщился. И тон сменил:

– А чего так негостеприимно? Мы к вам с открытой душой.

– Душа ваша тёмная, кто вы – мы не знаем. Так вернее будет.

Оглянулся «Партизан» – что делать? Боязно без оружия оставаться. Приросли они к стволам, с войны еще. Без автоматов они как голые…