– Все готовы?

Вагон встал посреди леса. До прохода следующего состава оставалось часа полтора.

– Пошли.

Зэки встали в колонну, потащили за собой пленных, ориентируясь по карте и компасу, часто сходя с натоптанных тропинок и бредя по ручьям, чтобы сбить со следа погоню…

Одинокий вагон обнаружил утром машинист паровоза, заметивший в серости рассвета чернеющий на путях предмет. Эшелон был воинский и от экстренного торможения солдаты и офицеры посыпались с нар и полок. Паровоз мягко ткнулся в вагон, оттолкнув его на десяток метров вперёд. В вагоне обнаружили трупы нескольких солдат с перерезанными глотками и разбитыми головами.

Побег…

– Разобрать оружие!

Солдаты рассыпались по лесу, но никого не нашли.

Прибывшая на место следственная бригада быстро восстановила картину преступления – зэки каким-то образом взломали отделявшую их от охраны решётку и порезали конвой заточками, причём разом и быстро, так что те даже не успели оказать сопротивления. Но убили не всех, потому что часть конвоиров увели с собой, заодно забрав всё оружие, продукты и сопроводительные документы.

Следователи развернули карты, прикидывая, куда могли направиться беглецы. В погоню им бросили несколько хорошо вооружённых отрядов МГБ. Собаки взяли след, который скоро оборвался, потому что зэки ступили в ручей. Кинологи прошли вдоль берегов, чтобы поймать вышедший на берег след, и скоро наткнулись на трупы. В кустах, присыпанные ветками и листвой, лежали два тела конвоиров, убитых ударами заточек в сердце.

На следующем ручье след потерялся окончательно.

– Ничего, жрать захотят – сами из леса выйдут. Некуда им деваться – у них ни запасов продуктов, ни баз снабжения, ни своих людей среди населения. Голод не тётка… Оповестите местные власти, участковых и поставьте вблизи деревень засады…

И беглецы, точно, из леса вышли…

* * *

Информация прошла по сводкам. Которые легли на стол товарища Берии.

– Кто это? – отчеркнул он ногтем заинтересовавшую его строку.

– Сбежавшие с этапа заключённые. Почти все политические.

– Что значит «сбежавшие»? А конвой?

– Конвой был вырезан частью на месте, частью в лесу по дороге. Зэки завладели их оружием и скрылись.

Лаврентий Павлович нахмурился.

– Что это за бардак в хозяйстве товарища Игнатьева? Как могли сбежать заключённые, когда они в вагоне за решёткой, а конвой вооружён?

Дежурный офицер молчал.

– Дайте мне все подробности по этому делу и список ответственных лиц, которые отвечали за этап.

– Есть, – козырнул офицер и, повернувшись на каблуках, вышел.

Товарищ Берия придвинул к себе поближе сводку и еще раз внимательно прочёл сообщение…

* * *

Рассвет, над травой туман стелется, молоком в низины сползает. Какие-то тени неясные на опушке шевелятся.

– Вы входите в село с севера, вы с юга, вы с востока, вы перекрываете дорогу возле моста, – звучит негромкий приказ. – Сходимся в центре, там, где магазин. У местных узнаете, где избы участкового и председателя. Ясно?

– Так точно.

Ушли, растворились в тумане тени, проскользнули по низинам в село. Стукнули в окна.

– Открывай, только тихо! Не то гранату бросим.

Звякнула щеколда. Местные с ночными гостями не спорят, чтобы жизни не лишиться. Тут так: днём власть советская с флагом на сельсовете, плакатами, политинформациями и газетами, а ночью – лихих людей, которые неизвестно кто, откуда и зачем. И ни с кем не поспоришь, всем надо угодить.

– Где председатель и участковый живут?

– Там, третья изба с центра.

– Милиция в селе есть?

– Есть, трое, они у участкового квартируют.

– С нами пойдёшь, покажешь.

– Не могу я. Жена у меня, детишки, если узнают – сошлют.

– А коли не пойдёшь, то здесь на пороге ляжешь, кто детей кормить станет? – не шутят гости ночные, волками глядят. – Давай быстро, не то хату запалим!

– Ага… Сейчас я.

Накинул пиджак, вышел, огляделся быстро – отчего собака молчит, не лает, цепью не гремит? А нет собаки – зарезали ее гости ночные – накинули шинель сверху и глотку финкой перехватили – вон она валяется в луже крови.

– Пошли!

Шагнули тени в сторону, и как пропали…

Просыпается село – где-то петухи взахлёб горланят, собаки лениво перебрёхиваются, коровы мычат – мирная сельская картинка. Но только нет здесь мира, в каждой избе не отец, так сын по лесам с оружием шастает или лесным братьям помогает. А кто-то за власть советскую бьётся, соседа не жалея. Много холмиков на местном кладбище за то время прибавилось. Фрицам хребет в четыре года переломали, от Москвы до Берлина пешим ходом дошли, а здесь восемь лет война идёт и конца-края ей не видно.

Дом участкового. Собака лает-заливается, чужих чуя.

– Иди, постучи. Скажи, дело срочное.

Вздохнул селянин – куда деваться, против силы не попрёшь. Поднялся на крыльцо, постучал.

– Кто там такой? – откликнулся опасливый голос.

– Я это, дело срочное.

– Ты, Михайло? Сейчас отворю.

Упала защёлка, голова из-за двери высунулась. И ствол автомата. Боязливые здесь участковые, без оружия даже до ветру не ходят, к жёнам в постель с наганом лезут.

– Чего тебе?

– Сказать надо… Ты выйди на минуту.

– Так говори… А это кто с тобой?

Стоит человечек – так себе, низенький, невзрачный, в плаще мокром – видно по кустам, по росе сюда продирался. И порты по колено – хоть выжимай.

– Из леса он. Сдаться хочет.

Похоже на то. Теперь многие из леса бегут и за каждого такого «сагитированного» участковый премию имеет.

– А ну, руки за голову!.. Чего он к тебе пришёл? – интересуется участковый, а сам вокруг глазами шарит. Вроде тихо… Да и день уже, а бандиты, они, как вурдалаки, света солнечного боятся, в ночи хоронясь.

– Кто такой, как звать?

Недоверчив участковый, хотя понять можно: двоих его предшественников здесь бандиты вместе с семьями побили, детей малых не пожалев.

– Стоять тихо! Если лишнее движение – стрельну. Карманы у него проверь. И плащ расстегни. Вот так… Теперь спиной ко мне.

Шагнул участковый вперёд. Зря шагнул, потому что незнакомец, как-то так, почти не шевельнувшись, вышиб у него из рук автомат и ударил кулаком в лицо. Осел участковый и даже вскрикнуть не успел.

Откуда-то возникли еще люди, поднялись без стука на крыльцо, проскользнули через открытую дверь внутрь и что-то там сразу упало, и загремело, кто-то коротко вскрикнул, но осёкся.