Управляющий резко выдохнул и, рассеяв ритуальный кинжал, с поклоном повел меня к огромным двустворчатым дверям, которые распахнулись при его приближении. За дверьми обнаружилась внушительная ткацкая мастерская, производящая грубые, колючие и не слишком качественные дерюги, целью которых было стать простынями для рабов лорда Ларвейна. То есть трудились исключительно на внутренний рынок. Никаких выдающихся мастеров в этом цехе не было, работали кое-как, не заботясь о качестве и, собственно, о тех, кому на этом убожестве предстояло спать. Мерзко, но рабам не было никакого дела до других рабов, впрочем, как ни прискорбно признавать, это свойственно человеческой природе.

Во второй мастерской было просторнее, работали в основном женщины и девушки, и производились легкие, летящие, изящные ткани для украшения Лунного дворца.

– Ежегодно износу подвергается тысяча семьсот двадцать занавесей на первом этаже и террасах, – отчитывался лорд Юматар, – данная мастерская покрывает девяносто процентов необходимого, еще десять мы закупаем на Тэнетре.

– Как интересно, – отозвалась я. – И чем же отличаются ткани, произведенные на темной стороне?

– Оригинальностью! – с готовностью ответил управляющий. – Интересные расцветки, качество отделки, нестандартные рисунки.

Как занятно.

Я оглядела еще раз просторное, светлое, запыленное помещение, в котором в свете пробивающихся солнечных лучей летали частички нитей, волокна и прочее. Присмотрелась к женщинам – многие с трудом сдерживали рвущийся кашель, продолжая прясть и, видимо, опасаясь привлечь наше внимание. Боясь сделать хоть один неверный жест…

– Лорд Юматар, – достаточно громко произнесла я, – укажите мне наиболее старательных из мастериц, тех, кто работает на результат и заботится о качестве пряжи.

Женщины заметно напряглись, но не прервали работы ни на миг.

– Прекрасных мастериц… – задумчиво отозвался управляющий.

И жестом подозвал мужчину в рабском ошейнике и в свободной, дурно сшитой одежде, стоящего у стены. Видимо, главный в данной мастерской, он торопливо подошел к нам и рухнул на колени, покорно опустив голову. Что всеми моими спутниками было воспринято как само собой разумеющееся.

Но не мной.

– Мастер, поднимитесь! – приказала я.

Раб не поверил. Вздрогнул всем телом, затем поднял голову и недоверчиво взглянул на меня, чтобы удостоиться взбешенного от Эдогара:

– Да как ты смеешь смотреть на пресветлую импера…

– Эдогар! – раздраженно повысила голос я.

Пресветлый умолк, заметно побледнев и пылая праведным гневом. И видимо, именно гнев заставил его высказать:

– Позволять недостойному оскорблять ваш взор недопустимо и нарушает древние традиции и устои, это…

Мне хватило одного взгляда, чтобы пресветлый умолк. А чтобы не смел вмешиваться в дальнейшем, я мягко произнесла:

– В соответствии с древними традициями и устоями император должен был казнить вас еще вчера.

Глава моей канцелярии замер. Но превращать его во врага я не собиралась, а потому еще мягче добавила:

– Мой высоконравственный, рожденный в свете истинного сияния Эдогар, некоторые порядки, традиции, правила и устои я буду нарушать и сейчас, и впредь. Я имею на это право с полного одобрения моего супруга и повелителя. Доверьтесь мне, я знаю, что делаю.

Резко выдохнув, пресветлый молча опустил голову, полупоклоном выразив полное согласие с моими словами и обещание впредь быть сдержаннее.

– Благодарю вас, – искренне произнесла я.

И, вновь посмотрев на раба, который переводил потрясенный взгляд с меня на темного, дракона и обратно, приказала:

– Встаньте, мастер, я дозволяю вам говорить со мной совершенно свободно.

Раб осторожно, явно готовый упасть на колени вновь при малейшей необходимости, поднялся, теперь глядя исключительно на меня. Он был немногим выше, очень худой, с умным блеском в глазах, но этот проблеск ума старательно прятал за демонстрируемым желанием угодить. Я внимательно осмотрела его повторно и поняла, что эта конкретная рабская одежда, несмотря на не слишком приятный вид, была удобна. И похоже – весьма удобна. Переложив цветы в другую руку, я протянула ладонь и осторожно коснулась ткани – грубая и колючая на вид, она оказалась неожиданно мягкой, словно я трогала замшу. Как интересно…

– А вот лапать рабов вовсе не обязательно, – прорычал дракон.

Совершенно проигнорировав его реплику, я обратилась к мастеру с вопросом:

– У вас есть семья?

Раб вытянулся по струнке и предельно честно ответил:

– Нет.

Это несколько нарушало мои планы, но я уже собиралась продолжить, когда Адрас тихо подсказал:

– В мире светлых люди признаны низшими существами, на уровне животных, соответственно, как и у животных, у них нет семьи. Но рабы порой образуют пары.

Я удивленно взглянула на принца. Загадочно улыбнувшись, темный поинтересовался:

– Помог?

– Безмерно, – призналась совершенно искренне.

И, вновь обратив все внимание на раба, уточнила:

– У вас есть ваша женщина и дети, мастер? И как ваше имя?

Мой вопрос вызвал у раба значительное напряжение, но он все же нехотя ответил:

– Да, пресветлая императрица, моя женщина и шестеро детей. Имя – Соно.

Милостиво улыбнувшись, я задала следующий вопрос:

– Вы готовы служить мне на благо империи, мастер Соно?

В круглых карих глазах раба промелькнуло очень многое, словно он хотел ответить, но боялся решиться.

– Не устали всю жизнь бояться? – насмешливо поинтересовалась я.

Показная была насмешливость, скорее, еще один маленький этап проверки.

И, оправдывая мои ожидания, мужчина вздрогнул, выпрямился, расправил плечи и хрипло ответил:

– Устал. Какой службы от меня желает пресветлая императрица?

Вопрос был дерзким. Дерзким настолько, что зашипели одновременно и Эдогар, и Юматар, и даже туповатый юный лорд Ларвейн. Но лично я с трудом сдержала ликование, уже иначе посмотрев на мастера Соно. А затем мельком посмотрела на мастериц, которые хоть и продолжали работу, но на своего мастера поглядывали… с гордостью. Как на предводителя. Как на того, за чьими плечами была сила. Покорный раб? Сильно сомневаюсь. Очень сильно. И да – кажется, мне банально повезло. А если даже нет, он выведет на того, с кем мне очень повезет.

И уже с улыбкой глядя на мужчину, я ответила:

– Мне нужен тот, кто будет способен организовать поселение рабов. Тот, кто знает людей, способных помочь ему в этом непростом деле. Тот, кто по достоинству оценит свободу и будет готов служить во имя ее.