юная, черт возьми, совсем юная! Да, безбашенная, злая, свирепая как бес, и умнее меня, и ненависти в ней столько, что хватило бы на целую войну… Но она одна.

Эмма упоминала о частных сыщиках. Если они оказались достаточно хороши для моей бабушки, они раскопают, где я была и кто меня похитил.

Она меня ударила, она меня чуть не убила. Но я не могла после всего, что узнала, бросить ее.

– Нет, так не пойдет. – Я не двинулась с места. – Сядь. Надо все обсудить.

Мы проторчали на той лавочке еще час. Все взвешивали, обговаривали, спорили. По-моему, дважды Саша порывалась отвесить мне оплеуху. Но в конце концов придумали хороший план. Он давал возможность мне вернуться домой, а ей – избежать тюрьмы.

Глава тринадцатая. Сыщики

О том, что Полина Журавлева найдена живой и невредимой, частные детективы узнали от оперативника, работавшего над делом.

– Подъезжай, погляди, – предложил тот, позвонив Бабкину. – Дело странное. Честно говоря, непонятно, с какой стороны браться.

Час спустя сыщики стояли в квартире на восьмом этаже.

– Тут ее нашли. – Оперативник распахнул дверь в туалет. – Приковали к трубе наручниками. Она кричала, но вокруг одни строительные бригады, децибелы зашкаливают. Сами слышите!

Бабкин молча кивнул. За стенами разворачивалось сражение дрелей с перфораторами.

– Журавлева утверждает, что ее затащила сюда какая-то женщина. Лицо помнит плохо, ее по башке отоварили прямо в подъезде. Очнулась – никого нет. Звала на помощь. Пила из унитаза. Ее крики услышал один из местных строителей. Толкнул дверь – оказалось не заперто. Он пошел на звук и в сортире обнаружил нашу потеряшку. Хеппи-энд!

Бабкин видел, что опер искренне рад. Приятно находить живого человека, а не мертвого.

– Квартира чья? – спросил Илюшин.

– Некоей Румянцевой. Полгода назад сдала ее мужику по фамилии Судаков. Оплату получила вперед, вопросов не задавала. Паспорт Судакова сейчас пробиваем, но ставлю на то, что поддельный. Или схитрил Судаков, пересдал квартирку.

– Отпечатки? – спросил Макар.

– Какие-то есть, – неопределенно ответил оперативник. – Работает эксперт, ждем.

– А в каком состоянии Журавлева?

– Ну, в каком… Испугалась. Сотрясение мозга у нее, и на лице мощный бланш. Осунулась. Двое с лишним суток на унитазной водичке! Но цела. Со следователем сейчас беседует.

– Гриш, у тебя самого какие мысли? – мрачно поинтересовался Бабкин.

Илюшин эту мрачность уловил и покосился на него. Сергей не стал ему объяснять, что вчера утром стучал в дверь этой самой квартиры.

– Похоже, будто любовник решил ее проучить. С другой стороны, странно: притащили, посадили на цепь и ушли. Зачем? Что за глупость?

– Изнасилование? – Макар вопросительно взглянул на опера.

Тот развел руками:

– Отрицает. Но ее осмотрят, понятно…

– Может, стечение обстоятельств? – вслух подумал Сергей. – Тот, кто похитил, вышел из квартиры, и с ним что-то случилось.

– А дверь почему не запер?

– Пьяный был. Женщина, правда, в эту версию не вписывается. Та, которая заманила Журавлеву в подъезд…

– Сунул пятерку местной синеглазке – вот тебе и женщина, – усмехнулся опер.

Бабкин вспомнил пацана в кепке и уставился на него:

– Кому-кому сунул?

– Ну, выпивохе какой-нибудь! Из тех, что выглядит поприличнее…

– А-а! Да, запросто. Только непонятно, зачем.

– Можно поговорить с тем строителем, который обнаружил Журавлеву? – вмешался Илюшин.

– Это пожалуйста. Он еще здесь, смену заканчивает.

Спасителем Журавлевой оказался немногословный работяга лет тридцати пяти, с бледноватой кожей, характерной для рыжеволосых. Он говорил тихо, не глядя на сыщиков.

– Она кричала: «Помогите». Я услышал. Нет, не из квартиры – когда мимо проходил. Я занимаюсь отделкой двумя этажами выше, на десятом. Сначала подумал – у кого-то телевизор. Прислушался – вроде человек… Вошел. Ага, дверь была открыта. Я сначала постучался… Она от стука распахнулась. Пошел на крик, а в туалете девушка. Лохматая, побитая. Я как увидел, решил, ее в рабство похитили. В интернете читал недавно о таких случаях. Сначала хотел сам с нее наручники снять, потом испугался: вдруг покалечу. Позвонил, вызвал. Ну, чайку ей дал глотнуть, бутерброд принес.

– Девушка что-нибудь сообщила вам, пока вы ждали полицию? – спросил Макар.

– Сказала, что ее ударили по голове и затащили в квартиру. А так-то больше всхлипывала. Еще очень просила мужу позвонить, чтобы он не волновался, но не смогла вспомнить номер. Уже нашли того, кто ее там приковал?

– Пока ищут, – отозвался Сергей. – Спасибо, вы очень помогли.

Дежурная шаблонная фраза. Отделочник, спасший Журавлеву, ничем не помог расследованию.

Дождавшись, когда Полину отпустит следователь, сыщики поговорили и с ней. После этого Бабкин уверился, что глупой бабе хоть кол на голове теши – она будет стоять на своем. Рассказу Илюшина о том, что задумал ее благоверный, Журавлева не поверила. Вцепилась в руку своего Антона, села в такси и уехала.

– Пусть бабка ей мозги прочищает, – сказал Сергей. – Ты сделал все, что мог. Она, наверное, в стрессе. Хватается за знакомое и привычное. Вот за мужа схватилась…

– Не сказал бы, что она в стрессе. – Илюшин задумчиво проводил взглядом уезжавшее такси. – Историю нападения оттарабанила как по писаному.

– Неудивительно – пятый раз рассказывает.

Бабкин потянулся на скамейке, покрутил головой. Пора ехать домой, к Маше. Праздновать в этот раз нечего – девушку нашли без них.

– Как ты думаешь, Мисевич – психопат? – спросил он.

– Что? – Макар встрепенулся. – С чего ты взял?

– У меня не выходит из головы утопление его девушки. Я имею в виду, сама эта сцена. Представь: подружка рожает у него на руках. Мужик держит собственного ребенка. И отпускает в воду… Ты считаешь, нормальный человек на такое способен?

– Я считаю, твой условный нормальный человек способен на такое, что психопату в страшном сне присниться не может.

– А если без этих парадоксов?

Илюшин хмыкнул:

– Сережа, ты зациклен на идее абсолютной ценности младенца, особенно родного. Между тем мы недалеко ушли от времен, когда младенцы в целом стоили не больше котят, и обходились с ними зачастую так же. Мисевич просто рационален. Свой ребенок, чужой ли – какая разница, если тот ему мешает! К тому же младенцы, если взглянуть на них непредвзято, довольно противны. Они уродливы. Они орут. Они покрыты слизью. Они лишают родителей нормальной жизни. Если хорошенько поразмыслить, лучшее, что можно сделать с младенцем, – это утопить!

– Странно, как я тебя до сих пор не утопил, – задумчиво сказал Сергей. – Ты в сто раз хуже любого кота, не говоря о младенцах. Разве что слизью не покрыт.

– Извини, я отказываюсь выделять окситоцин лишь на том основании, что у тебя будет ребенок. Родится – вспомнишь мои слова! Как Маша себя чувствует?

– Лучше, чем я, –