– Алиса, – сказал он наконец и заслужил благосклонный взгляд из-под чепчика. – Определенно, Алиса.

Эпилог. Саша

Я сижу на берегу реки, забросив удочку. Чуть выше по течению Воропаев, стоя по колено в воде, ловит на спиннинг. Время от времени он посматривает на меня. Я чувствую его быстрый взгляд, ласковый, озабоченный, – как у хозяина, который долго лечил свою кошку и теперь по привычке машинально проверяет ее температуру, трогая ушки изнутри.

Лес утопает в розоватой дымке, сильно и свежо пахнет речная вода. Вдалеке в лодке неторопливо гребет рыбак, направляясь к другому берегу. Изредка доносится плеск весла. У него не моторная лодка, а самая обычная, деревянная. Меня это радует.

Я начала радоваться простым вещам совсем недавно. И теперь собираю их, каждый раз называя по имени, словно внося в мысленный каталог.

Малютка-мышь с острыми усиками, безбоязненно устроившаяся на моем рюкзаке.

Уханье Воропаева, когда он утром обмывается ледяной водой из реки.

Следы босых ног на песке.

Травинки, запутавшиеся в наших шнурках. Я осторожно выбираю одну за другой, складываю на бревне, и налетевший порыв ветра сметает их на землю.

Есть вещи, которые я никогда не смогу изменить. Передо мной проходит череда лиц: рыжий Костя, юноша с носовым платком, моя сестра, ее крошечная дочь…

Жизнь – это бесконечное пополнение перечня того, с чем ты, оказывается, способен жить.

С горем.

С ненавистью.

С виной.

Но однажды наступает день, когда понимаешь, что горе, казавшееся нестерпимым, утратило остроту, а ненависть схлынула. Я знаю, отчего это происходит. Причина не во времени – оно, сколько бы о том ни твердили, не лечит, а лишь приучает держать лицо и не выпускать крик наружу, – а в людях. Я больше не одна.

У меня есть Кирилл.

Есть Карамазов. Мы увидимся в сентябре. Я приготовила подарки: кофейную пару и воронье перо – бархатисто-черное, с бирюзовым отливом.

Есть девушка, ничуть не похожая на мою сестру. Я каждый день присылаю ей фотографии реки, леса и нашей палатки.

Вина – это единственное, что остается со мной. Но иногда утихает и она. Поздними вечерами мы запускаем из лодки китайские фонарики, подаренные Полиной. Плещет вода, свистит ночная птица. Золотой шар поднимается все выше и выше, рассеивая темноту, постепенно превращаясь в крошечный огонек, затем – в точку, и наконец сливается с августовскими звездами, будто он не погас, а взлетел на непостижимую высоту и стал одной из них.