Первые две стопки я заставила его выпить без закуски. Ужин был легкий: всего лишь запеченная рыба с овощами. Мы выпили за наше здоровье, за нашу семью, за наше счастье и даже за нашего будущего ребенка. Я подливала мужу водки, а себе вина, и когда он отвернулся, высыпала в рот десять таблеток активированного угля. Его слова о ребенке вызвали у меня приступ смеха, который легко мог бы перейти в истерический. Но я вспомнила Сашу и перестала смеяться.

Мы включили «Друзей» и выпили еще вина. Потом еще водки. Антон, кажется, совершенно не пьянел, разве что развеселился и щеки стали розовыми, как у девушки.

– А ты знаешь, что есть приложение, которое генерирует крики зомби, полицейские сирены и все в таком духе? Я вот подумал: годится для занятий на беговой дорожке! Включаешь приложение – и шпаришь изо всех сил. А у тебя за спиной зомби клацают зубами.

Он скривил физиономию и протянул ко мне трясущиеся руки. Это было смешно и по-настоящему жутко. Я засмеялась. Лучше всего для тренировки подошел бы голос моего мужа, его приятный хрипловатый голос, такой чудесный, что хочется слушать и слушать, хотя разговорчивым Антона не назовешь…

Он пустой внутри, как выеденный панцирь краба. Я собирала такие у линии прибоя. В пустых раковинах живет голос моря. В панцирях может обретаться лишь какая-нибудь членистоногая тварь, дожирающая останки бывшего обитателя. Я смотрела на захмелевшего Антона и видела оболочку от человека, в которой по внутренним стенкам быстро и ловко снует кто-то вроде черной сколопендры. За пустыми глазницами иногда мелькает длинный суставчатый хвост.

Стало ясно, что алкоголь крепко ударил мне в голову.

От страха я начала хихикать. Это был нервный смех, но Антон ничего не понял. Лишь обрадовался, что ему удалось меня рассмешить. Он снова травил байки, пил, комментировал сериал и даже попытался дотащить нас до постели, но с этим ничего не вышло. Мы упали на диван и хохотали. Если бы нас снимала камера, зрители увидели бы самую счастливую пару в мире. Антон так смеялся над собственным анекдотом, что я заподозрила, будто он тайком от меня выкурил в туалете косяк. Сказала об этом – и мои слова вызвали новый взрыв смеха.

Сколопендра вырубилась первой. Я все время чувствовала чье-то гадостное присутствие. И вдруг – тишина. Рядом со мной валялся на диване дурачок и лепетал какую-то чушь о премии, которую мы просадим на Мальдивах.

Конечно, на Мальдивах! Мне вспомнился скандал, который закатил Антон, узнав, что я одолжила большую сумму коллеге. Он попросту считал эти деньги своими. И возмущался, что я так расточительна с его сбережениями.

Он отключился, когда я вышла в кухню. Болтал что-то – и замолчал. Из комнаты донесся храп. Я выключила телевизор, ощущая, как шумит в голове вино, набросила на Антона плед, подсунула подушку. Заботливая жена! Он лежал на животе, уткнувшись носом в наволочку, и похрапывал. Рука свешивалась до пола.

Антон крепко спал. Но я все-таки перемыла на кухне всю посуду и убрала пустые бутылки. Хотелось курить, но я поняла, что неосознанно тяну время.

Мне было страшно подходить к нему. Страшно даже дотронуться.

Пачку я положила на стол. Пусть будет на виду. Выкурю заслуженную сигарету, когда все выполню.

Зажигалка припрятана в шкафу под бельем. Я натянула перчатки, осторожно взяла ее за торцы. Присела на корточки возле дивана, ухватила Антона за руку.

Теперь самое сложное: вложить зажигалку ему в ладонь и сжать пальцы.

Я обхватила его ладонь своей. Прижала серебристый параллелепипед.

Подняла глаза – и обомлела.

Антон смотрел прямо на меня. Глаза полуоткрыты, в них плавает муть. Изо рта свисает ниточка слюны. Он что-то промычал, продолжая смотреть перед собой этим бессмысленным тусклым взглядом.

– Я тебе руку подниму, чтобы не затекла, – шепотом объяснила я.

Он не отреагировал. Я сдвинулась в сторону. Взгляд его не последовал за мной.

Рука Антона тяжелая и упругая, как резиновый шланг. Я осторожно переместила его кисть на подушку. Кажется, все получилось! Но сердце у меня подскакивало, как мячик, где-то чуть ниже гортани.

Зажигалку с отпечатками я обмотала двумя пакетами и спрятала в карман пальто на манекене. Опустила в мягкую черную глубину – как прохладную рыбешку выпустила в омут. Завтра отнесу ее Саше.

Утром меня разбудил шум из кухни. Льющаяся вода, звяканье тарелок, запах кофе…

– Полин, а где чашка?

Антон склонился надо мной, свежий и бодрый. Словно не пил вчера весь вечер, а принимал ванны с магнием.

– Какая чашка? – сонно спросила я.

– Моя, кофейная.

«Это не твоя кофейная чашка, тварь». Я широко зевнула:

– Не знаю… Наверное, помыла и переставила. Прости, башка не варит.

– Ничего, возьму другую! – Антон великодушно похлопал меня по плечу.

Я накинула халат и выползла в кухню. Голову действительно как сырой мешковиной набили. Надо же, разбудил, чтобы узнать, где его чашка! Не пожалел, не дал отоспаться после вчерашнего…

На столе белела забытая сигаретная пачка.

Антон вытащил сигарету, похлопал себя по карманам.

– Елки-палки, зажигалку посеял!

Он посмотрел на подоконнике, заглянул в шкафчик. Ни в одном из тех мест, где мы обычно хранили зажигалки, их не оказалось.

– Спички возьми, – сказала я. Во рту пересохло.

– Спички тоже куда-то делись. Пора заглянуть в тайное место…

Антон направился в комнату. Я побрела за ним. Меня словно тащили на веревке, один конец которой был намотан на руку Антона, а второй обхватывал мою шею.

«Тайное место». Это мое пальто-призрак. Мы храним в его карманах и сигареты, и зажигалки… Как я вчера не вспомнила об этом?

Было ясно, что сейчас сделает Антон, но предотвратить это я не могла. Ощущение неизбежной катастрофы выбило из меня, как кулаком, остатки похмелья. Совершенно трезвая и до смерти перепуганная, я наблюдала, как муж подошел к манекену и сунул руку сначала в левый карман пальто, затем в правый – тот, куда накануне я спрятала зажигалку Беспалова.

Антон вскинул голову и уставился на меня. Мне показалось, лицо его как-то хитро скривилось.

– Я не понимаю, ты их выкинула, что ли? – обиженно сказал он. – Где все зажигалки?

– Не знаю, Антош…

– Здесь же были!

Он включил фонарик на телефоне и посветил в карман. На деревянных ногах я приблизилась, заглянула в драповое углубление. Пусто. Только табачные крошки желтеют на дне.

– Ладно, ложись, – раздраженно бросил Антон. – Ты вся бледная. Вот что значит – нет привычки пить! На улице покурю.

Он быстро позавтракал, собрался и ушел.

У меня дрожали руки. Я