Он был когда-то нашим золотым принцем, мы думали, он не может сделать ничего дурного. Это было безрассудно с нашей стороны, это слишком высокие требования для юноши, им никто не может соответствовать. Но все же он – наш Генрих, он исправится. Он сын своей матери, а она была самой отважной, уравновешенной и любящей женщиной из всех, кого я знала. Невозможно, чтобы моя кузина королева Елизавета родила и вырастила мальчика, который, по крайней мере, не был бы любящим и достойным доверия. Я помню ее. Я верю, что он придет в себя.

Бишем Мэнор, Беркшир, 1522 год

Думая об этом, я тихо, почти невидимкой, живу в своем доме в Бишеме, на своей земле, где мне ничто не угрожает, довольная своей судьбой. Я никому не пишу и вижусь только с сыновьями. Мой кузен Джордж Невилл вернулся к себе, в Берлинг Мэнор в Кенте, и лишь изредка пишет мне письма о самых безобидных семейных новостях, даже не запечатывая их, на случай, если шпион отследит письмо и захочет узнать, о чем оно. Я отвечаю, что мы оплакиваем потерю малыша Урсулы, он умер от лихорадки, не дожив до года, но жена Монтегю родила девочку, и мы назвали ее Катериной, в честь королевы.

Мои старшие мальчики тихо живут с женами в своих больших домах. Артур неподалеку, в Бродхерсте, с Джейн; Монтегю – всего в четырех милях от меня, в Бокмере, и мы гостим друг у друга примерно раз в месяц. Но Джеффри я держу при себе в последние, драгоценные годы его детства, я неожиданно для себя начинаю оберегать его еще больше, по мере того, как он становится сильнее, красивее и мужественнее. Когда мы сидим вместе вечерами, мы не понижаем голоса; даже когда слуги уходят и мы остаемся одни, мы ничего не говорим о короле, о дворе, о принцессе, которой мне не позволяют служить. Если кто-то слушает у каминной трубы, под карнизом или под дверью, он ничего не услышит, просто обычные семейные разговоры. Мы не сговаривались об этом молчании. Это вроде заклятия, как в сказке, мы онемели как по волшебству. Нас окутала тишина, мы держимся так тихо, что никому и в голову не придет нас подслушивать.

Реджинальд в безопасности, в Падуе, он не только избежал злой воли короля, но и вошел в милость за помощь, которую оказал королю и Томасу Мору в написании защиты истинной веры от лютеранской ереси. Мой сын помогает им с изучением трудов, хранящихся в библиотеке в Падуе. Я советую Реджинальду держаться подальше от Лондона, в каком бы согласии он, король и Томас Мор ни пребывали по поводу библейских текстов. Заниматься наукой в Падуе можно не хуже, чем в Лондоне, и королю нравится, что за границей работает английский ученый. Реджинальд, возможно, и хочет вернуться домой, но я не могу им рисковать, пока на репутации нашей семьи лежит хоть какая-то тень. Он уверяет меня, что его не занимает ничто, кроме его науки; но ведь и герцога не занимало ничто, кроме его состояния и земель, но теперь его жена вдовеет, а сын лишен наследства.

Урсула пишет мне из своего нового скромного дома в Стаффордшире. Устраивая ее брак, я предсказывала, что она будет богатейшей герцогиней Англии. Я подумать не могла, что великая семья Стаффордов будет почти разорена. У них отняли титул, их богатство и земли тихо поглотила королевская казна по дельному совету кардинала. Чудесный брак Урсулы, ее великолепное будущее были отсечены на Тауэрском холме, вместе с головой ее свекра. Ее муж не станет герцогом Бекингемом, и она никогда не будет герцогиней. Он теперь всего лишь лорд Стаффорд, у него полдюжины ферм и годовой доход всего в сто фунтов. Она – леди Стаффорд, и ей приходится перелицовывать платья. Его имя опозорено, все его состояние отошло королю, ей приходится управлять маленьким поместьем и стараться получить выгоду с сухих земель, хотя она думала, что больше не увидит плужного лемеха, и она потеряла сына, так что наследника того немногого, что осталось, больше нет.

Бишем Мэнор, Беркшир, лето 1523 года

Пусть мы и изгнаны от двора, король по-прежнему призывает нас, когда ему нужны выдающиеся полководцы. Оба моих мальчика, Монтегю и Артур, призваны на службу, когда король вторгается во Францию. Монтегю назначают капитаном, а Артур так отважно дерется на передовой, что его посвящают в рыцари, и теперь он – сэр Артур Поул. Я думаю, как был бы горд его отец, как была бы рада мать короля, и радуюсь, что мой сын послужил ее сыну.

Никто из придворных мне не пишет, я в изгнании, в молчаливой опале, хотя все знают, что я ни в чем не виновна, кроме того, что ношу свое имя. Томас Говард, старый герцог Норфолк, мирно умирает в своей постели, и я заказываю мессу за упокой его души в приорате, он был верным добрым другом; но я не еду на его богатые похороны. Королева Катерина время от времени присылает мне коротенькие письма, молитвенник из своей библиотеки, подарки к Новому году. Она вновь обретает милость короля и теряет ее, когда он заключает союз сперва с Испанией, а потом против нее. Моя бывшая ученица, моя милая маленькая принцесса Мария помолвлена со своим родственником, императором Карлом, в союзе против Франции, потом ей назначают в мужья ее кузена Иакова, молодого короля Шотландии, потом даже ходят слухи, что ее отправят во Францию и выдадут замуж там. Надеюсь, кто-нибудь, занявший мое место, скажет ей, чтобы не привязывалась к мыслям об этих союзах и не думала об этих молодых людях как о возлюбленных. Надеюсь, что кто-то учит ее смотреть на все это властолюбие с неизменным скептицизмом. Для нее не было бы ничего хуже, чем влюбиться в одного из своих корыстных ухажеров, все они могут все потерять.

Я узнаю от мажордома Бишема, которому рассказали гуртовщики, гонявшие наших коров в Смитфилд, что на улицах судачат о том, что у короля новая любовница. Никто точно не знает, кто из придворных дам привлек сердце короля, но говорят, что это Мария Болейн – теперь она Мария Кэри, – что она беременна и что ребенок от короля.

Я радуюсь, когда слышу от разносчика, пришедшего в кухню продавать разные мелочи служанкам, что она родила девочку, а он подмигивает и шепчет, что, пока она рожала, король увлекся ее сестрой Анной. В тот вечер после обеда, когда мы сидим в моей комнате, Джеффри тихонько говорит, что, должно быть, все девушки Говардов пахнут для короля как дичь, вот как гончие Талботов предпочитают запах зайца всем остальным. Я хихикаю и с нежностью думаю о старом герцоге Норфолке, который любил непристойные шутки, но хмурюсь в сторону Джеффри за отсутствие почтения. В этой семье – и особенно этот мальчик – никогда не скажут ни слова против короля.

Бишем Мэнор, Беркшир, июль 1525 года

Король учредил новое герцогство, чтобы заменить моего кузена, которого убил. Мальчик Бесси, бастард Генри Фитцрой, почтен сверх всякого ожидания. Мой мажордом возвращается из Лондона и говорит, что в старом королевском дворце в Брайдуэлле была большая процессия, и шестилетнего мальчика сделали дважды герцогом: герцогом Ричмондом и герцогом Сомерсетом. Томас Мор, новый любимый слуга короля, зачитывал патентные письма.

– Я не знал, что можно быть двумя герцогами сразу, – с хитрой улыбкой замечает мой мажордом.

– Уверена, король рассудил верно, – отвечаю я.

Но в глубине души думаю о том, что моей подруге королеве это должно было причинить огромную боль: видеть, как золотоволосого мальчика Тюдора целует его венценосный отец, как этого мальчика облачают в горностаевую мантию.