– Но ведь ты не интересуешься мужчинами, – сказала я, больше не беспокоясь о том, чтобы скрыть тот факт, что я подглядывала.

– И почему ты думаешь, что это как-то меня защитит? – Она закончила собирать вещи. – Мне пора идти. Я не хочу здесь умереть.

Она утерла нос рукой, взяла рюкзак и оглядела комнату – точно так же, как в свое время это делали Розалинда и Калла.

– До свидания, девочки, – сказала она у двери. Я должна была броситься к ней и уговорить ее остаться, но я не пошевелилась. Внутри меня было пусто. – Я буду скучать, – добавила она, и это было совсем непохоже на нее. Она легонько постучала нас по макушкам и вышла из комнаты.

Я посмотрела на Зили – та явно не знала, как реагировать на все это, – и пожала плечами.

– Она вернется, – сказала я. – Она просто расстроена.

– Как-то не очень похоже, что вернется.

– Ей шестнадцать лет. Денег у нее нет. Куда она пойдет?

Теперь уже Зили пожала плечами, а потом сказала, что пойдет к себе и постарается немного поспать. Я хотела к ней присоединиться, но мой взгляд упал на письменный стол Дафни. Там лежал перевернутый кусок холста, совсем небольшой, размером с книгу в мягкой обложке. На оборотной стороне карандашом было написано: «Белый ирис, март 1951 года». Я перевернула картину. На бледно-зеленом фоне был нарисован кремового цвета ирис с розовыми и голубыми тенями. Я покраснела, хоть и не сразу осознала почему, а потом вдруг поняла, что на самом деле было изображено на картине. Да, это был ирис – но еще это была Вероника. Дафни преобразовала тот свой набросок, нежные изгибы и завитки между ног Вероники, в белый цветок.

Я перевернула картину обратно. Тогда еще я думала, что Дафни скоро вернется домой, но пока ее не было, я решила спрятать картину в своем шкафу.

6

Звонок раздался во время ужина.

Миссис О’Коннор приготовила куриный суп с вермишелью и свежий хлеб, и отец настоял, чтобы мы спустились и поели вместе с ним. Мы заняли свои обычные места в столовой – мы с Зили с одной стороны, отец – в конце стола. Остальные стулья пустовали.

Отец взял ложку. Он все еще был одет в черный костюм, который надевал только на похороны, но без пиджака и галстука; его глаза были подернуты мутной пеленой, веки припухли. Я никогда не видела, чтобы он плакал, но сейчас, сгорбившийся в кресле и говоривший тихим, сдавленным голосом, он совсем не был похож на себя.

– Где Дафни? – спросил он.

Я очень боялась этого вопроса и промолчала, надеясь, что Зили что-нибудь скажет. В качестве утешения я зачерпнула немного бульона.

– Что молчим? – спросил отец, поскольку Зили тоже ничего не сказала.

– Я не знаю, где она, – сказала я, не распространяясь об остальном. Для себя я предположила, что она поехала к Веронике.

И тут зазвонил телефон. Доуви взяла трубку и через несколько секунд попросила отца срочно подойти.

Мы с Зили и отцом поехали в отель «Крим». Когда мы заявили, что тоже поедем, отец не стал возражать; по телефону Сидни Крим сообщил, что с Дафни что-то случилось, и отец, который никогда не мог совладать с Дафни в одиночку, видимо, был рад нашей поддержке.

У отеля было припарковано несколько полицейских автомобилей, а от пляжа к дому туда-сюда бегали мужчины в дождевиках, выкрикивая какие-то указания.

– Что она натворила? – спросила Зили. – Забралась в воду? – Она прислонилась лбом к покрытому каплями дождя стеклу машины, а в это время за нами остановился грузовик с катером на прицепе. Я надеялась, что отец сделает что-нибудь, возьмет на себя контроль над ситуацией, но он сидел за рулем и не шевелился, а вокруг под тихий шум мотора полыхали размытые отблески красных полицейских мигалок.

Наконец кто-то заметил, что мы приехали. К нашему автомобилю бросился Сидни Крим, который держал над головой сложенную газету. Не дожидаясь, пока отец выключит мотор, он открыл водительскую дверь.

– Мне очень жаль, Генри, что беспокою тебя в такой день. Но Дафни пропала.

– Пропала? – сказал отец все тем же тихим и сдавленным голосом. Тут Сидни заметил нас с Зили на заднем сиденье. – Здравствуйте, девочки, – сказал он, пытаясь приободрить нас улыбкой.

– Я не стал ничего говорить по телефону, потому что надеялся, что к вашему приезду Дафни найдется. Прошу вас, пойдемте в дом, – сказал он и побежал к двери.

Сидни провел нас в гостиную с уже знакомыми нам арочными окнами, выходящими на пролив Лонг-Айленд, в это время казавшийся темной бесформенной массой. Меньше всего я хотела оказаться здесь – в комнате, где проходила свадьба Розалинды.

За большим круглым столом в центре комнаты сидела Вероника, мокрая от дождя и укутанная в одеяло; ее мать утешающими движениями гладила ее вверх и вниз по спине и убирала мокрые пряди волос со лба.

– Ну же, успокойся, милая, – говорила она нежно, словно мурлыкая.

За другим столом сидели двое полицейских, изучая карту и отхлебывая кофе из термосов. Казалось, что они весь день провели на берегу, и я подумала, сколько, интересно, прошло времени, прежде чем отец Вероники решился позвонить нам.

Отец последовал за Сидни к столу, где сидели Вероника с матерью. Сидни пригласил нас сесть, и вскоре официантка принесла поднос с кружками кофе. Отец немедленно взял одну и начал пить.

– Вероника, расскажи мистеру Чэпелу, что произошло, – попросил Сидни.

Миссис Крим, обнимавшая дочь, утешающим жестом сжала ее плечи. Вероника высморкалась в салфетку – ее лицо опухло от слез, с ресниц по щекам стекала черная тушь.

– Она пошла купаться, – прошептала Вероника.

– Расскажи сначала, – сказал ее отец.

Вероника повернулась к матери, и та обнадеживающе кивнула.

– Она приехала в отель. Не знаю, как она сюда добралась, – сказала Вероника, и я поняла, что никогда раньше не слышала ее голос. Он был низким и обволакивающим, как у ее матери. – Она ужасно горевала о Калле. Сказала, что дома больше находиться не может.

– Мы выделили ей комнату и разрешили остаться на несколько дней, – сказала миссис Крим. – Мы собирались вам позвонить, – добавила она. Мой отец, впрочем, вряд ли смог бы пожаловаться на то, что они укрывали его дочь, – он даже не заметил, что она ушла из дома.

Вероника рассказала, что Дафни поспала несколько часов, а они с мамой по очереди заглядывали к ней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Когда Дафни проснулась, они с Вероникой поужинали жареным цыпленком прямо в комнате, куда Вероника также принесла выпивку. В этом месте рассказа Вероника, не в силах выносить укоряющих взглядов родителей, стала смотреть в окно на полицейских, стоявших на ведущей из гостиной к пляжу террасе.

По словам Вероники, Дафни быстро опьянела и сказала Веронике, что не может жить без Каллы, Эстер и Розалинды. Она все время повторяла: «Я следующая!» Мы с Зили переглянулись, но не осмелились сказать отцу, что Дафни и дома вела себя точно так же. А ведь он просил нас проведать ее… только мы с этим справились не очень.

– Она начала рыдать, впала в истерику, – сказала Вероника. – Потом выбежала из дома и бросилась к проливу, хотя уже было темно и очень холодно. – При воспоминании об этом по телу Вероники пробежала дрожь. – Она вошла в воду, а я кричала ей с берега, чтобы она вернулась, но она заходила все глубже и глубже. Я умоляла ее перестать, но она легла на воду и поплыла. В какой-то момент она уже была так далеко, что скрылась из виду, а потом… – Голос Вероники сорвался, но она заставила себя закончить рассказ: – Она стала звать на помощь. Кричала, что ее тянет на дно. Я не знала, что делать, и побежала за мамой… – Вероника согнулась пополам и зарыдала еще сильнее.

– Мы бросились к воде, – сказала миссис Крим, продолжая гладить дочь по спине. – Стали звать Дафни, но она не откликнулась.

Через гостиную ходили полицейские, использовавшие террасу для выхода к заливу. Отец, Зили и я какое-то время сидели молча, переваривая сказанное.

– Это невозможно, – наконец