сказал отец, допивая кофе. – Только не сегодня. Это просто невозможно. Давайте поищем в отеле и на близлежащей территории. Она наверняка просто где-то прячется.

Миссис Крим казалась обиженной:

– Но Вероника видела, как она ушла под воду.

– Она этого не говорила, – ответил отец. – Она сказала, что Дафни уплыла слишком далеко и исчезла из виду.

– После похорон Каллы Дафни говорила, что хочет убежать. Она собрала рюкзак с вещами, – сказала я, взглянув на Зили.

– Ну вот, я же говорил, – раздраженно сказал отец.

Миссис Крим принялась было снова защищать версию, которой придерживалась ее дочь, но Сидни ее прервал.

– Я организую поиски, – сказал он и вышел из гостиной вместе с моим отцом.

Мы с Зили остались сидеть за столом с Вероникой и ее матерью. Официантка принесла еще кофе, какао и тарелку с песочным печеньем – снова эта пища для людей, понесших утрату. Миссис Крим вышла из-за стола и вернулась с небольшой бутылкой бренди. Она налила немного в кофе – себе и Веронике.

– Вряд ли стоит надеяться на то, что Дафни где-то в отеле, – сказала она, обращаясь непонятно к кому. – Она бы не смогла так с нами поступить.

– Вы не знаете ее так, как знаем мы, – сказала я, и миссис Крим удивленно повернулась ко мне. По всей видимости, она говорила с Вероникой, а не с нами.

– Солнышко, я была бы очень рада, если бы Дафни обнаружилась в каком-нибудь шкафу, – сказала она с искренним теплом в голосе. Так вот что значит иметь мать, подумала я. Это значит иметь кого-то, кто называет тебя «солнышком». – Проблема в том, – продолжила миссис Крим, – что Дафни уплыла слишком далеко, а вода очень холодная. Через несколько минут у нее наступило бы переохлаждение. Я не хочу никого пугать или быть жестокой, но я точно так же не хочу, чтобы отец вас безосновательно обнадеживал.

Я встала и пошла к двери – мне хотелось уйти оттуда, уйти от Вероники, рядом с которой я чувствовала себя неловко. Зили, как всегда, последовала моему примеру, и я сказала ей, что мы можем пойти искать Дафни, чтобы принести хоть какую-то пользу.

– Ты правда думаешь, что она прячется? – спросила Зили.

– Не знаю. Может быть, – сказала я.

Мы прошли по коридору первого этажа по скрипучему, неровному, скошенному вбок паркету, проверяя все двери – они оказались заперты. В межсезонье в отеле царила тишина, постояльцев почти не было – мы заметили лишь одну пожилую пару; увидев нас, они поспешили вернуться к себе в комнату. Они наверняка знали, что происходит, и теперь станут рассказывать внукам, как однажды, во время их поездки в Коннектикут, в отеле пропала молодая девушка. Для них это было лишь сопровождение их истории.

Мы поднялись на второй этаж и снова стали проверять все двери. Одна из них оказалась не заперта – я постучала, подождала немного и вошла. В комнате горела лампа и стояли две кровати, одна из которых была не заправлена. На столе у окна стоял поднос с остатками цыпленка. Судя по всему, это была комната Дафни. Я вспомнила о рюкзаке и принялась его искать.

Зили мне помогала, но в обычных местах мы его не нашли. Мы посмотрели в ванной комнате, под кроватью и в темных углах комнаты.

– А зачем мы ищем рюкзак? – спросила Зили.

– Потому что если его здесь нет, то вполне возможно, что Дафни и правда где-то прячется. Зачем ей убегать без рюкзака. – У меня вдруг появилась надежда. Мы продолжили поиски, и на несколько минут это как будто стало для нас делом жизни и смерти. Потом Зили крикнула мне, что нашла его – у стены за комодом.

Я вытащила из него джинсовый комбинезон, скомканный в клубок, желтую блузку и пару белых носков. Альбома для рисования не было.

– Это значит, что она не убежала? – спросила Зили.

– Не знаю, – сказала я, но я знала, что это плохой знак.

Остаток дня мы провели в этой комнате: спали или просто лежали, слушая шум волн за окном. Никто не пришел нас искать – нас вообще редко кто-либо искал. Утром мы спустились в гостиную. Миссис Крим все еще обнимала безутешную дочь – судя по всему, они так и просидели всю ночь за круглым столом посреди комнаты.

Мы с Зили присели к другому столу. Солнце уже встало, моросил легкий дождь, небо было одновременно серым и ярко-белым. Отец стоял на террасе с кружкой кофе в руках, беседуя с Сидни и капитаном полиции, – все трое смотрели вдаль, на воды пролива Лонг-Айленд. Было ясно, что Дафни в отеле они не нашли. Появилась официантка – та же, что и прошлым вечером. Она принесла апельсиновый сок, а через несколько минут вынесла нам чай и хлебные тосты. За окном продолжалось казавшееся беспорядочным движение катеров и полицейских на берегу. Мы с Зили наблюдали за этим, намазывая масло и малиновый джем на тосты и отхлебывая чай. Казалось, что с аппетитом завтракать в такой ситуации – довольно странно, но мы были голодны. Какое-то время бурная деятельность у воды продолжалась, а потом довольно резко прекратилась. Дождь полил сильнее, катера вернулись на берег, полицейские разошлись по машинам.

– О нет, – сказала я, опуская на стол чашку с чаем.

– Что? – спросила Зили.

– Они закончили поиски, ты что, не видишь?

– То есть они нашли ее?

Отец вошел в гостиную и схватился руками за стол.

– Вы в порядке, девочки? – спросил он. Он выглядел еще хуже, чем прошлым вечером, – мокрые волосы и одежда, небритое лицо, голос едва слышнее шепота.

Сидни Крим и капитан полиции тоже вернулись в отель.

– Есть ли какие-нибудь новости? – спросила миссис Крим у мужа. Вероника, выглядевшая слабой и утомленной, выпрямила спину и сделала глоток кофе.

– Боюсь, что нет, – сказал мистер Крим и кивнул моему отцу, который понял сигнал.

– Полиция решила прекратить поиски, – объявил он.

Я ничего не понимала.

– То есть как? Вы ее нашли?

– Нет, не нашли, – сказал он.

– Ей пришлось бы провести в воде много часов в дождь и холод, – сказал капитан полиции. – Но никаких признаков ее пребывания там мы не обнаружили. В таких условиях выжить просто невозможно. Мне очень жаль.

Отец повернулся к нам с Зили, ожидая нашей реакции и пытаясь предугадать, какие меры потребуются. Мне показалось, что капитан сказал: «Ее тело должно прибить к берегу через несколько дней». Но ведь он не мог такого сказать, правда же?

Зили словно парализовало; она побледнела и задрожала. Но прежде чем кто-то успел на это отреагировать, мы услышали истошный вопль. Вероника вырвалась из рук матери и теперь стояла в центре комнаты, подняв голову и громко крича. Отец с матерью пытались остановить ее, но им это не удалось: Вероника продолжала биться в агонии.

Этот спектакль я не хотела ни видеть, ни слышать. Я встала и прошла мимо отца к выходу. Дафни покинула нас. Я сочувствовала Веронике, но смотреть на нее больше не могла. Мне уже хватило слез и криков – моих собственных или чьих-либо еще.

Я побежала к воде, вдыхая запах дождя, который падал на песок, окутывал меня, лился сквозь меня, словно очищая меня изнутри. Беги! Услышала я мамин голос в своей голове. Так поступила Дафни: она сначала бежала, а потом плыла до тех пор, пока не замерзла и не выбилась из сил; и вот она уплыла в забвение. Но вряд ли мама это имела в виду.

Я смотрела на серые волны. Где-то там была Дафни, а Калла, Розалинда и Эстер лежали в своих могилах; всех четырех поглотила эта земля. Но не меня. И пускай я, может быть, буду следующей, но я все еще жива. А это хоть что-то да значит.

Я оглянулась на отель и увидела Зили – она вышла на улицу и щурилась, глядя на небо. Потом она прошла по террасе, разыскивая меня.

– Айрис! – позвала она. – Ты где?

– Я здесь, – сказала я недостаточно громко для того, чтобы она услышала, зная, что она все равно меня найдет. Потом она увидела меня на берегу, подошла, встала рядом и взяла меня за руку.

И их осталось двое.

Так мы стояли вместе на краю моря – АйрисиЗили – а перед нами, казалось, расстилался весь