Мы с Зили, наблюдавшие за этим из холла, переглянулись: видимо, сейчас неизбежно последует очередной пересказ чего-нибудь о войне.

– Он архитектор, живет с женой и детьми в Нью-Рошелле, – сказал он.

– Интересная профессия, – сказал отец, вместе с Тедди разглядывая винтовку на стене. – Архитектор.

Я знала отца достаточно хорошо и понимала, что светская беседа дается ему с большим трудом.

– Его жена не хотела, чтобы винтовка висела в гостиной, но брат сказал, что без нее он не вернулся бы живым. Всем, что у него есть, он обязан этой винтовке.

– Вдохновляющая история, – сказал отец с убежденностью политика, вышедшего в народ. Наконец, спасенный от дальнейших разговоров, он сделал жест рукой в направлении входа. Тедди повернулся и увидел Каллу.

– Вы выглядите прекрасно! – сказал он.

Калла подошла к нему и скромно улыбнулась. Мы с Зили замешкались у лестницы, пока Тедди, этот коренастый детина размером с дверной проем, что-то говорил, а Калла и отец рассеянно кивали. Калла часто дышала, ее руки не оставляли в покое сумочку. Мне стало интересно, не пожалела ли она о том, что согласилась, и я уже была готова к тому, что вот сейчас она бросится обратно в спальню. Это было бы гораздо больше в ее стиле, чем если бы она взяла Тедди под руку и отправилась на Весенний бал.

Тедди между тем был воплощением бодрости – он еще раз сказал, что она отлично выглядит, и принялся описывать китайский ресторан, где они перед танцами должны встретиться с его друзьями из Йеля.

– Вы когда-нибудь пробовали яичный рулет? – спросил он, и Калла пожала одним плечом. – А я обожаю китайскую… – Тедди замолчал, потому что в это время по лестнице, спотыкаясь, спустилась босоногая Дафни в джинсовом комбинезоне и мятой клетчатой рубашке.

– А, это вы, – сказала она, увидев Тедди.

– Да, здравствуйте еще раз, – процедил Тедди. – Мы уже уходим. Он положил руку Калле на талию и легко подтолкнул ее к двери. Они пошли к выходу, сопровождаемые отцом.

– Подождите минутку, – сказала Калла, и Тедди убрал руку с ее талии. Калла обернулась и посмотрела на Дафни, Зили и меня. – Обещайте, что будете держаться вместе, вы трое, – сказала она, жестикулируя, как фотограф, выстраивающий кадр. Казалось, что именно для этого она и задержалась – чтобы мысленно нас сфотографировать. Она смотрела на нас так долго, что всем стало неудобно. – Мои милые сестры, – наконец проговорила она со слезами на глазах, и я подумала: «Ох, начинается». – Моя любовь к вам – самая совершенная любовь из всех существующих на свете, – сказала она, смахивая слезы со щек.

Я не понимала, почему она плачет. Тедди взглянул на отца, но тот и бровью не повел. Отец давно привык к странному поведению в этом доме – чтобы его испугать, требовалось гораздо большее. Но я была напугана. Слова Каллы, ужас в ее глазах, необычное поведение в последние дни – все это запустило в моей голове тревожные звоночки, но пока они звучали где-то очень далеко.

Отец открыл дверь, чтобы выпроводить Каллу и ее кавалера.

– К одиннадцати возвращайся, – сказал он.

Калла и Тедди вышли на крыльцо, но Калла протянула руку и не дала отцу закрыть за ними дверь. Через его плечо она снова взглянула на меня и сестер; я никогда не забуду, какой она была в тот момент – лесная принцесса в зеленом платье и серебряных туфельках, сиявших, как лунный свет.

– Светла печаль расставания, – сказала она и послала нам воздушный поцелуй.

Когда они ушли, мы отправились за отцом в столовую – было время ужина. Миссис О’Коннор поставила перед нами тарелки с тушеной говядиной, и мы ели в тишине. Я знала, что все думают о Калле, пытаясь понять, к чему все это было. Наконец Дафни сказала:

– Мне кажется, у нее крыша поехала.

Вечером мы с Зили несколько часов играли в нижней гостиной, а потом поднялись к себе. Дафни сидела в своей комнате за столом, рисуя и изредка прикладываясь к миниатюрной бутылочке, запас которых, казалось, у нее не иссякал.

– Кто-то говорил, что у нее выжжен желудок, – сказала я, но она никак не отреагировала, продолжая рисовать.

Мы с Зили почистили зубы и переоделись в ночные сорочки. Я собиралась читать до возвращения Каллы – было понятно, что из-за ее странного поведения заснуть я не смогу. Стоя у кровати, я взбила подушку и услышала какое-то шуршание. Под подушкой обнаружился сложенный лист бумаги:

ночной ирис

лунные песчинки

вечный зов приблизили

серебрятся, манят

на краю Элизия

мы будем ждать тебя

калла чэпел

Смысл стихотворения от меня ускользал. Я никогда не была сильна в поэзии, и мысли Каллы, которые она излагала на бумаге или произносила вслух, обычно были мне непонятны.

– На краю Элизия, – сказала я вслух.

– Елисейские поля, – отозвалась из коридора Дафни. Она направлялась в гостиную, но остановилась у моей двери.

– И что это такое?

– Из греческой мифологии. Элизий – это что-то вроде рая. А откуда это?

Я протянула ей лист бумаги, и она подошла к моей кровати. Прочитав, она вопросительно посмотрела на меня.

– Калла оставила это у меня под подушкой.

– Ничего удивительного, – сказала Дафни. – Она везде свои стихи оставляет.

– Я знаю, но в этот раз кажется, что это не просто так.

– С чего ты взяла?

– Она как будто хочет мне что-то сказать. – Я рассказала Дафни о нашей поездке в Нью-Йорк, о словах Каллы, о том, как она попросила меня пообещать, что я выберу карьеру, словно она сама куда-то торопилась. А потом эта сцена сегодня, перед ее уходом.

– Думаешь, она собирается сбежать из дома? – Дафни засмеялась. – Если бы она хотела сбежать, она бы мне сказала.

– Нет, – ответила я, не в состоянии сказать вслух то, что формировалось у меня в голове: что Каллу ждет судьба одной из ее любимых героинь – Леди из Шалота или, что более вероятно, Офелии.

– Так в чем тогда дело? – спросила Дафни, которая все больше нервничала оттого, что я, не в силах облечь свои мысли в слова, молчала. – Подожди, ты думаешь, что она собирается убить себя?

– Кто, Калла? – в ужасе спросила Зили. – Но почему?

– Да нет, – усмехнулась Дафни. Она сделала утешительный жест рукой в сторону Зили, чтобы успокоить ее. – Калла не стала бы. Она бы просто не смогла. Вы ее не так хорошо знаете, как я. – Интересно, сколько она уже выпила, подумала я. – Если она собирается это сделать, зачем ей надо было уезжать с Рикки?

– С Тедди, – сказала я.

– И что, она попросит Тедди удушить ее чулками? Ерунда, с Каллой все в порядке.

Дафни отдала мне стихотворение и вышла из комнаты. Я не пошевелилась; мы с Зили молчали. Через минуту Дафни вернулась, держа в обеих руках по бутылочке.

– Но попрощалась она с нами действительно очень странно. – Она задумчиво постучала одной бутылочкой о другую. – Давайте подождем ее внизу.

Мы спустились в гостиную. Зили села в кресло у окна и стала наблюдать, не появится ли машина Тедди. Отец даже не поинтересовался, вернулась ли Калла, и вряд ли бы узнал, если бы ее не было всю ночь.

Пока Зили несла свой дозор, Дафни села на диван напротив меня, широко раскинув ноги в своем джинсовом комбинезоне. Ее волосы были всклокочены.

– С ней все будет в порядке, – сказала она, время от времени повторяя эту фразу как заклинание, словно ее произнесение обладало магическим действием. Чем больше она пила, тем чаще проваливалась в сон; я же была слишком взвинчена, чтобы даже на секунду прикрыть глаза. За прошедшие недели мои запасы тревоги сильно уменьшились – их съели все эти переживания до и после свадьбы, но что-то еще оставалось, и мне было дурно от того, что Калла так задерживается.

Часы пробили час ночи, затем два, затем три. Каллы не было. Последний бой часов разбудил Дафни, и она села, поставив пустую бутылку на кофейный столик. Она обернулась на Зили – та, как и я, не спала и все