Тем временем Людовик в Никосии принимал гостей и посольства. Хетум Армянский прислал ему богатые дары, Боэмунд Антиохийский попросил и получил отряд в шестьсот лучников для защиты его княжества от туркменских разбойников. Латинская императрица Константинополя Мария де Бриенн проделала путешествие на остров, чтобы умолять о помощи против греческого императора в Никее. Людовик посочувствовал ей, но сказал, что на первом месте стоит поход против неверных. Наконец в мае Гийом Виллардуэн, князь Ахейский, прибыл на двадцати четырех кораблях с контингентом франков из Мореи. Герцог Бургундский перезимовал у него в Спарте и уговорил присоединиться к королю. На Кипре собралось воинство внушительной величины. Но радости приветливого острова изнежили ее, а запасы еды, которых хватило бы на египетскую кампанию, улетучивались на глазах.

13 мая 1249 года флот в сто двадцать крупных транспортных судов и множество кораблей поменьше пристал у Лимасола, и армия приступила к посадке. К несчастью, несколько дней спустя корабли раскидало штормом. Когда 30 мая в море вышел сам король, с ним отправилась лишь четверть его сил[63]. Другие поплыли к египетским берегам самостоятельно. Королевская флотилия прибыла к Дамиетте 4 июня.

Султан Айюб провел зиму в Дамаске, надеясь, что его войска завершат завоевание Хомса еще до того, как вторгнутся франки. Он ожидал, что Людовик сначала высадится в Сирии, но, когда понял, что они планируют напасть на Египет, снял осаду Хомса и сам поспешил обратно в Каир, приказав своим сирийским армиям идти следом. Айюб страдал от туберкулеза в тяжелой стадии и уже не мог лично возглавлять войска. Он приказал своему уже немолодому визирю Фахр ад-Дину, другу Фридриха II, принять командование на себя и не позволить франкам высадиться, а затем отправил запасы вооружений в Дамиетту и поставил оборонять ее гарнизон из бану кинана — бедуинов, прославленных своей храбростью. Сам он остановился в Ашмун-Танне, восточнее главного русла Нила.

На борту королевского флагмана «Монжуа» советники умоляли Людовика подождать, пока не прибудут остальные транспорты, прежде чем пытаться высаживаться на берег. Но он не желал тянуть. На рассвете 5 июня прямо перед лицом врага началась высадка на песчаных дюнах к востоку от устья реки. У самого края моря завязалась яростная битва; но бесстрашие и дисциплина французских солдат с королем во главе и доблесть рыцарей Утремера под началом Жана Ибелина, графа Яффского, заставила мусульман отступить с тяжелыми потерями. После наступления ночи Фахр ад-Дин отозвал своих солдат и ретировался по лодочному мосту в Дамиетту. Обнаружив, что население города в панике, а гарнизон не уверен в исходе, он решил эвакуировать город. Все жители мусульманского вероисповедания бежали из Дамиетты, а за ними последовали и бедуины, но сначала подожгли базары, однако не выполнили приказа визиря разрушить лодочный мост. На следующее утро крестоносцы узнали от оставшихся в Дамиетте христиан, что ее никто не обороняет. Они с триумфом перешли по мосту в город.

Легкое взятие Дамиетты и поразило франков, и привело в восторг. Но пока что они не могли развить победу. Приближался разлив Нила, и Людовик, учась на горьких ошибках Пятого похода, не стал наступать дальше, пока река не спадет. Кроме того, он ждал прибытия из Франции подкреплений с его братом Альфонсом, графом Пуату. Между тем Дамиетта превращалась в город франков. Снова, как и в 1219 году, из великой мечети сделали собор и поставили в нем епископа. Три военных ордена получили по зданию, а главные сеньоры Утремера — денежные бенефиции. Генуэзцы и пизанцы в награду за службу получили в свое распоряжение по базару и улице, да и раскаявшиеся венецианцы выпросили себе аналогичную милость. По отношению к местным христианам, коптам-монофизитам, король Людовик проявил щепетильную справедливость, и они приветствовали его как правителя. Королеву, которую отослали в Акру вместе с другими дамами крестоносцев, когда армия покидала Кипр, теперь вызвали к супругу. Людовик также принял у себя другого прославленного, хоть и обедневшего друга, Балдуина II, императора Константинопольского, которого знал еще в Париже, где император нанес ему визит. Он пытался собрать денег и с этой целью привез ему реликвии Страстей Господних, уцелевшие после разграбления имперской столицы крестоносцами[64]. Все летние месяцы Дамиетта была настоящей столицей Утремера. Но это безделье во влажной жаре дельты Нила деморализовала солдат. Запасы еды подходили к концу, и в лагере начались болезни.

Потеря Дамиетты потрясла мусульманский мир. Но пока франки колебались, умирающий султан не бездействовал. Как и его отец за тридцать лет до того, он предложил выкупить Дамиетту ценой уступки Иерусалима. Предложение было отвергнуто, ибо король Людовик по-прежнему отказывался договариваться с иноверцами. Между тем Айюб наказал военачальников, ответственных за потерю города. Эмиры бану кинана были казнены, Фахр ад-Дин попал в опалу вместе с главными командирами мамлюков. Мамлюки хотели произвести дворцовый переворот. Но Фахр ад-Дин отговорил их, и благодаря его верности султан возвратил ему свою милость. Войска поспешно отправили в Мансуру — город, чье название означает «Победоносная», построенный султаном аль-Камилем на месте его победы над крестоносцами Пятого похода. Самого Айюба доставили в паланкине, чтобы он организовал армию на месте. Бедуинским партизанам дали полную свободу действий в окружающей местности, и они подбирались под самые стены Дамиетты, убивая всех франков, которым случалось выйти за ворота[65]. Людовику пришлось возвести насыпи и выкопать рвы, чтобы защитить свой лагерь.

Воды Нила спали в конце октября. Примерно в это же время, 24 октября, из Франции с подкреплениями прибыл брат Людовика Альфонс, граф Пуату. Пора была наступать на Каир. Тогда Пьер Бретонский при поддержке баронов Утремера предложил атаковать Александрию, что, по его мнению, было бы разумнее. Египтяне будут сбиты с толку этим неожиданным ходом. У крестоносцев хватает кораблей, чтобы переплыть через рукава Нила, а как только они возьмут Александрию, в их руках будет все средиземноморское побережье Египта. Султан будет вынужден договариваться. Но брат короля Робер д’Артуа горячо противился этим планам, и король встал на его сторону.

20 ноября армия франков выступила из Дамиетты по южной дороге на Мансуру. В городе оставили надежный гарнизон вместе с королевой и патриархом Иерусалимским.

Казалось, судьба благоволит королю Людовику, ибо султан Айюб уже лежал на смертном одре. Он умер в Мансуре три дня спустя, 23 ноября. Это был угрюмый, замкнутый человек, который не унаследовал ни капли любезности, великодушия или любви к учености, свойственных большинству его родичей. Он постоянно болел, и, возможно, суданское происхождение отделило его от остальной семьи, чья курдская кровь осталась чистой. И тем не менее он был способным государем и последним великим представителем великой династии Айюбидов. Его смерть угрожала мусульманам катастрофой, ибо его единственный сын Туран-шах был наместником в далеком Джезире. Египет спасла вдова султана, урожденная армянка Шаджар ад-Дурр. Доверившись главному евнуху Джамал ад-Дину Мухсину, который распоряжался во дворце, и визирю Фахр ад-Дину, она скрыла смерть мужа от посторонних и подделала документ за его подписью, которым он якобы назначал наследником Туран-шаха, а Фахр ад-Дина — главнокомандующим и наместником на время болезни султана. Когда новость о смерти Айюба в конце концов просочилась наружу, султанша и Фахр ад-Дин уже твердо держали власть в руках, а Туран-шах уже находился на пути в Египет. Но франки, узнав о ней, воодушевились. Они думали, что это правительство женщины и пожилого военачальника долго не продержится. И они продолжили свой поход на Каир.