Заколов прошел мимо сгоревшего автомобиля. Впереди раздавались странные чавкающие звуки. Тихон разглядел силуэт верблюдицы. Подойдя ближе, он увидел верблюжонка, жадно чмокающего под мамкиным животом.

Шиха скосила большой глаз на Заколова. Молодому человеку показалось, что она смотрит на прижатый к груди сверток. Тихон опустил взгляд на детскую мордашку. Малыш крутил глазенками, дергал губами, рот жадно искал, за что бы уцепиться.

Тихон посмотрел в спокойные глаза Шихи. В ее взгляде сквозило равнодушное понимание. Тихон подошел ближе. Верблюжонок оторвал мордочку и с любопытством уставился на чмокающий сверток. Тихон, глядя на мощные ноги верблюдицы, осторожно приблизил малыша к соску. Капля жирного молока упала малышу на щеку. Тот потянул курносым носиком и жадно вцепился в оттянутый сосок. Пока он чмокал, верблюжонок заинтересованно наблюдал, а Шиха равнодушно взирала на проявляющиеся вверху звезды.

Тихон вспомнил о Сашке Евтушенко. Он надеялся, что друг уже вернулся в лагерь, и с ним сейчас все в порядке.

Шиха встревоженно дернулась. Тихон успел прижать малыша, прежде чем огромная нога животного резко подалась вперед. Шерсть упруго скользнула по голым рукам Заколова, широкое кожистое копыто вмяло песок, придавив кончик мизинца. Шиха и верблюжонок затрусили в ночную степь.

Тихон обтер губы мокрой от молока ладонью и посмотрел на свою примятую обувь. Если бы верблюдица ступила на пару сантиметров левее, она раздавила бы ему пальцы.

Александр Евтушенко и Равиль Хасимов упрямо плелись по ночной степи. Равиль прикладывался к бутылке и выкрикивал невнятные приказания. Сашка его уже не слушал. Равиль тихо бурчал, мутный взор ловил колышущуюся спину и связанные руки студента.

Допив пузырь, он метнул бутылку в живую мишень. Студент охнул и шлепнулся на колени. Жестокий пьяный смех и оскал желтых зубов уткнулся в его повернувшееся лицо. Равиль ржал, вплотную склонившись над Сашкой. Студент отвернулся, но Равиль зашел спереди, продолжая брызгать слюной. Сашка оперся на колено, ноги с трудом распрямились, ботинки зашаркали по песку, стремясь удержать покачивающееся тело. Когда муть в голове осела, Сашка равнодушно взглянул на Равиля и двинулся дальше. Хасимов стих и угрюмо засеменил сзади. Окончательно стемнело.

Сашка шел медленно и тупо. Помимо разрастающейся боли его тело охватывал жар. Ему казалось, что вместе с усилившейся темнотой сгустился и стал вязким воздух. Он с трудом продирался сквозь липкую массу. Все тело словно состояло из отдельных, не соединенных между собой частей. Больное плечо огромной опухолью давило сверху причем прямо на голову. Грудь тыкалась в мягкую стенку. Связанные руки онемели. Ноги опускались и поднимались сами по себе. Земля казалась ему не ровной и твердой, а топкой, как болото. Пока он медленно поднимал правую ногу, левая погружалась в трясину. Он вытаскивал левую ногу, но тогда уходила куда-то вглубь правая. Глаза не смотрели вперед, а пропитывались темнотой.

Может, он давно уже не движется, а топчется на месте с закрытыми глазами?

И вдруг он ясно увидел перед собой силуэт верблюда. Изображение предстало как на негативной пленке: на черном фоне белела большая фигура животного. Особенно светлыми выглядели горбы. Верблюд стоял неподвижно. Сзади у его ног Сашка разглядел маленького верблюжонка, который тыкался носом в живот большого. Значит, это верблюдица. Она кормит своего детеныша.

Равиль вышел на шаг вперед и жадно смотрел, как ест животное. Шея верблюжонка равномерно двигалась, проталкивая порции молока, его грудь расширялась и опадала в такт движениям, а плотный, еще не заросший грубым мехом животик едва заметно подрагивал, принимая очередную теплую порцию.

Глядя на него, Равиль почувствовал всем своим исхудавшим телом такой голод, что у него закружилась голова. Он приблизился вплотную к верблюжонку. Сосунок косил любопытным глазом и совсем не боялся. Равиль отстранил морду верблюжонка и жадно припал к влажному соску.

Теплое жирное молоко наполняло его иссохший рот. Молоко текло легко, Равиль чуть не захлебывался. Он терзал сосок, и животное в какой-то момент мягко поддало его ногой. Равиль отпрянул, чтобы отдышаться.

Стоявший рядом Сашка опустился на колено, вытянутые губы ухватили сосок. Лоб уткнулся в шерстяной теплый живот, а нос погрузился в забытые детские запахи сытости и уюта.

Равиль оттолкнул студента. Евтушенко неловко упал под верблюдицу. Связанные сзади руки мешали удержать равновесие. Равиль ухватился за соски, но Шиха двинулась вперед, переступив через студента. Белые горбы быстро погрузились в невесомую черноту ночи. Топот неуклюжего верблюжонка исчез чуть позже.

Равиль повалился рядом со студентом.

– Ништяк приложились. После этапа любая баланда на десерт тянет. Да, студент?

Сашка молчал, уткнувшись лицом в песок. Перевалиться на спину не позволяло сломанное плечо.

– Ночуем здесь, – вяло выговорил Равиль, зевнул и засопел.

Олег Григорьев тащился по ночной степи, пока не наткнулся на невысокие заросли осоки около узкого, в два шага, канала. Он с отвращением понюхал воду, но лишь протер лицо, не отважившись пить. Здесь можно залечь до утра, решил он. В открытой степи даже ночью он с непривычки чувствовал себя неуютно. Примяв траву, он плюхнулся навзничь. Усталость, скомкав звездное небо, навалилась сверху тяжелым одеялом.

Глаза уже смыкались, когда тишину нарушил звучный храп. Григорьев вздрогнул. Неужели он сам так храпит? Но что-то в этих звуках ему показалось знакомым. Он на четвереньках прополз сквозь жесткие листья осоки. Рука осторожно раздвинула кусты. Толстое брюхо Славяна равномерно вздымалось, мощный храп послушно вторил этим движениям. Григорьев сел рядом с приятелем и пихнул его локтем в жирный бок.

– А? Что? – встрепенулся Славян.

– В камере тебя быстро придушат.

– Григ, ты? – Славян продрал глаза. – Какая камера, почему придушат?

– Если потянешь на одиночку, то еще посопишь. Но одиночку еще надо заслужить. Туда только тех, кто на вышку тянет, сажают.

– Григ, ты что? Какой вышак? – Славян с трудом понимал, о чем говорит приятель.

– Почему машина сгорела? Я слышал взрыв.

– Черт ее знает. Я застрял, выскочил, побежал. А сзади как шарахнет!

– Тот бандюган подорвал? На которого мы напоролись?

– Он далеко был. Если только гранатой. Представляешь?! На огромном чудовище за мной летел.

– Это был верблюд.

– Да? Он его что, из кармана достал? Я думал, верблюды только в зоопарках остались. В ужасное место мы, Григ, попали. Вляпались… Я хочу домой.

– Где ребенок?

– А-а, ребенок… Бросил.

– Где? В машине?