Председатель раздвинул войлочный полог, обращенный в степь. Дед и внук пили чай при свете керосиновой лампы. Ахан звучно кашлянул в кулак, острый клин седой бороды Бекбулата приподнялся на звук.

– Надо поговорить, – буркнул Ахан по-казахски. К отцу он уже давно обращался как к безликому безымянному существу.

– Салам алейкум. – Аксакал жестом указал на подушку рядом с собой.

– На воздухе лучше, – упорствовал Ахан и многозначительно посмотрел на сына.

Аксакал глотнул дымящийся чай из пиалы, рука бережно опустила чашку, скрещенные ноги пружинисто распрямились. Дрожащие блики лампы на начищенных сапогах аксакала проследовали к выходу.

– Ты почему съехал с нашего места? – спросил Ахан отца, когда они отошли в сторону.

Узкие щелки глаз Бекбулата расширялись, глаза привыкали к темноте. Старик молчал.

– Не мог подождать, пока студенты отправятся домой! – Ахан для убедительности ткнул пальцем в темноту. Выступая на колхозных собраниях, он привык подкреплять речь жестами. Так всегда поступали большие областные начальники.

Старик молчал. Его глаза настроились на темноту и привычно смотрели в степь.

– Ты что, испугался этого парня? – не унимался Ахан.

– У него есть карта, – аксакал говорил не оборачиваясь. Он не смотрел в глаза сыну.

– Ну и что! Да, пока ему везет. Но недолго осталось.

– Я сообщил тебе о карте. Дальнейшее меня не касается.

– Легко решил отделаться, – Ахан повысил голос, норовя заглянуть старику в глаза. – Гюрзу брали у тебя. Скорпионы тоже твои. Что молчишь?

– А отравить воду – это твоя задумка? Вода в пустыне – это святое! Как ты мог на такое пойти?

– Это не моих рук дело. Но я в этом крае хозяин! Я! И только я! Все, кто мог мне помешать, предстали перед Аллахом. И ты это знаешь. Почему какой-то пацан должен все изменить?

– Я не хочу больше в это вмешиваться. Это твоя жизнь, я к ней не причастен.

– Шайтан тебя подери! – Ахан сжал кулаки, смерив отца ненавидящим взглядом. – Не мог несколько дней подождать? Но это уже не важно. Завтра студентов срочно эвакуируют. А настырный парень… с ним мы решим отдельно.

– Ничего не получится. Он заговоренный.

– Брось эти колдовские штучки! Здесь не бабские посиделки. Забыт, чьими трудами создавалась твоя легенда?

– Как знаешь. Я предупредил.

Ахан Шакенов вспомнил кавказскую овчарку, вернувшуюся с разорванной пастью, свои отчаянные потуги сбить парня уазом. Да, пока пареньку везет. Но, может, все это время не с того конца заходили?

– Я слышал, Шиха опять вернулась? – задумчиво спросил Ахан.

Аксакал встревоженно обернулся:

– Тебе она зачем? Второй раз не получится.

– Это почему? – Ахан взъярился. – Ведь в прошлый раз получилось! Все вышло, как я задумал! – Ахан тряс немощного старика и твердил: – Все получилось, все получилось! Ведь так?

Ахан оттолкнул старика, но тот устоял.

– Как получилось, ты знаешь сам. – Аксакал сурово смотрел на взрослого сына.

Ахан в ярости замахнулся на старика.

– Дедушка! – раздался от юрты крик Мурата.

Внук метнулся к деду. Ахан сдержал движущийся кулак, рука опустилась, пальцы медленно разжались. Он резко повернулся и пошел прочь. Через несколько шагов остановился и крикнул сыну:

– А ты возвращайся в дом! Нечего здесь делать. Мурат обхватил деда за плечи. Приземистая фигура председателя колхоза растворилась в темноте. Вскоре стих и скрип песка под подошвами.

Заколов сидел рядом с догорающим автомобилем, грязные руки растирали песок по влажным от слез щекам. Хотелось выть и кричать. Но ничто теперь не вернет малыша.

Шум огня стих. Тихон осмотрелся. Где этот толстый подонок? Ему показалось, что слышны шаги убегающего. Ну держись!

Тихон бросился в темноту.

Он бежал так быстро, как не бегал никогда. Исхудавшее за день тело легко разрезало прохладный вечерний воздух. Этот воздух врывался в жадно открытый рот и почему-то обжигал пересохшую глотку. Легкие раздувались в отчаянном усилии, а сердце колотилось где-то под горлом. Но ступни исправно пружинили, колени взметались вверх, а руки, согнутые в локтях, молотили встречный поток воздуха.

Вскоре Тихон уже видел спину ковыляющего толстяка. Сальные мешки тряслись на жирных боках, толстые ноги неуклюже шлепали по песку. Толстый Славян попискивал, как испуганный ребенок. Вот он споткнулся, упал, пыль взметнулась вокруг жирной туши. Славян успел встать и вновь заковылял вперед. Но Тихон был уверен, вот-вот он его достанет, и тогда…

Славян и писк разделились!

Взгляд Заколова остановился на пестром свертке, оставшемся после падения Славяна. Неужели? Тихон с ходу свалился на колени, штанины разодрались, мелкие песчинки застряли в царапинах.

Сверток тихо и устало пищал. Пальцы студента бережно приподняли завернувшуюся ткань. В открывшемся проеме показались запыленные пухлые щечки, утопающая меж них носопырка, зажмуренные глазенки и разинутый в безнадежном крике красный ротик.

– Успокойся, малыш. Все страшное позади. Я верну тебя маме. К мамке хочешь?

Младенец замолк, приоткрыл глаза. Голубенькие влажные пятнышки уставились на Тихона.

– Мама. Скоро будет мама. Потерпи, теперь все будет хорошо, – убеждал Тихон и не мог остановить нахлынувшие слезы. Хорошо, что его никто не видит, а то разнюнился сегодня, как девчонка.

Ребенок скривил мордашку, но плакал уже не тоскливо, а просительно.

– Эх, сколько же ты мотаешься с этими уродами. Не-не-не, не плачь, их уже нет. Придется посмотреть, что тебя тревожит, – Заколов расстегнул пакет, пальцы коснулись теплой влаги. – Мокренький. Ты извини, я никогда этого не делал, сейчас попробую перепеленать. Так. Да ты пацан! Я так и думал. Фу, какая бяка. Придется выбросить. Чем же это заменить? – Заколов пощупал свою футболку. С утра была свежей, а сейчас… – Ничего другого нет, малыш, – объяснял Тихон, разрывая снятую футболку. – Джемпер Боне отдал, это такой смешной дядя, я потом тебя познакомлю. А тебе футболочка досталась. Сейчас, сейчас, как же ее? Вот так сойдет? Все лучше, чем та мокряндия. Ну можно застегиваться.

Тихон вжикнул боковыми молниями пакета и позавидовал малышу:

– Теперь ты в тепле и сухости. Больше не пруди. А я… – Заколов поежился голым торсом. – Прохладно, однако. Ну ладно, потерпим. Пора нам топать к папке с мамкой.

Остаток футболки Тихон запихнул в карман. Пригодится по дороге. Крепкие руки неловко прижали маленький сверток к груди. Такая ноша для парня была впервой. Он шел обратно, пытаясь определить кратчайшее направление к лагерю. Там, во-первых, есть папа малыша, во-вторых, девушки, подружки Любы. Уж кто-нибудь из них сумеет понянчить и накормить ребенка, пока не приедет мама.