Евгения включили в состав одной из комиссий. Прочитав сборочный чертеж, он обратил внимание на то, что этот самый лист изготавливался из высоколегированной стали, а палуба из обычной.

«Стой, – подумал он, – но ведь и электроды для сварки должны быть особые».

Заглянув в спецификацию, обнаружил, что нет, указаны обычные электроды для низколегированных сталей. Евгения все-таки точил червячок сомнения. Он стал разбираться дальше и выяснил, что в чертеж внесены изменения согласно рационализаторскому предложению. Подняв первичную документацию, он выяснил, что один из работников отдела снабжения совместно с тем самым мастером ОТК, выполняя план по рационализации, предложили заменить марку электродов, объяснив это унификацией и экономией (обычные электроды стоили дешевле). Да и не надо было теперь разыскивать дефицитные электроды, которых на один корпус требовалось меньше пачки. Рацпредложение «на ура» прошло по инстанциям, вознаграждение за него пропили, как водится, в теплой компании, а что стали появляться трещины в корпусе, до рядовых работников как-то не доходило. Когда швы заварили правильными электродами, трещины перестали появляться. Тогда-то Евгений Петрович и понял мудрое изречение Козьмы Пруткова: «Зри в корень».

Любой вид деятельности людей – это в первую очередь взаимоотношения между ними: радушные или натянутые, официальные или дружеские, сухие, приветливые, предубежденные и всякие другие отношения, в конечном счете сводятся к одному виду общения – деловому. Особенно это заметно среди военных. Здесь всегда, даже среди равных в звании и должности офицеров, пульсирует едва уловимый налет превосходства одного над другим. Неизвестно по какой причине – естественному желанию мужчин в погонах выглядеть друг перед другом более «ответственными», или по какому другому психологическому посылу, но случаются на службе казусы – довольно поучительные и показательные.

Первые месяцы своей службы в военной приемке Евгений провел на Черном море, в городе Керчи. Здесь находилась испытательная база торпедных катеров. Эти скоростные корабли строились на разных судостроительных заводах, расположенных главным образом на берегах рек европейской части СССР, и поэтому приходили в Керчь разными путями.

Но независимо от адреса постройки, программа испытаний для катеров была одна, довольно жесткая, строгая, зачастую – изматывающая и технику, и людей. Напряжение испытаний особенно возрастало к исходу года, когда на всех давили календарные сроки передачи флоту планового количества катеров, а программа их испытаний «сыпалась» то из-за погодных условий, то по причинам, в рождении которых пресловутый «человеческий фактор» играл далеко не последнюю роль.

Впрочем, напряжение сдаточных испытаний возрастало не только на финише года. Оно колебалось по траектории синусоиды в полном соответствии с календарным графиком: квартальный план сдачи, полугодовой план сдачи, годовой план… И всякий раз, когда испытания катеров начинали подходить к очередной вершине синусоиды календарного плана, весьма заметно накалялись взаимоотношения между представителями военной приемки и начальником сдаточной команды.

Накалялись эти отношения по вполне понятной причине, вызванной «единством и борьбой противоположностей»: приемка требовала от сдатчиков качества выставляемой на испытание «продукции», а сдаточная команда – количественной приемки той же самой «продукции».

Представителем государственной комиссии для приемки торпедных катеров Сосновского судостроительного завода был назначен адмирал.

И если адмирал в споре со сдатчиком весьма активно использовал глубинные пласты русского народного фольклора, то сдатчик, человек исключительно гражданский, по вполне понятным причинам отплатить адмиралу той же монетой никак не мог: не позволяла элементарная зависимость должностного благополучия начальника сдаточной команды от благорасположения адмирала. Но как-то случилось, что в один страшный день эти два уважаемых человека разругались до такой степени, что наступил момент, когда глава сдатчиков смертельно возненавидел руководителя приемщиков. Возненавидел, но виду не подал.

А напряжение и объем испытаний возросли до такой степени, что уже стало не хватать ни офицеров военной приемки, ни представителей сдатчиков для выхода в море на очередные испытания. И в таких условиях на звания и должности уже не обращали внимания: адмирал уходил на торпедном катере в просторы Черного моря так же часто и надолго, как и рядовой офицер этой «конторы». Не отставал от адмирала по активности участия в испытаниях и руководитель сдаточной команды.

И вот судьба-злодейка в один черный миг свела этих людей на одном катере. Им вместе предстояло провести в открытом море на борту стремительного корабля примерно шесть часов… Скоростные испытания торпедного катера – это неповторимые, зачастую весьма острые ощущения, испытать которые не всегда удается даже любителям экстремальных видов спорта.

На время ходовых испытаний гальюны на катере наглухо задраивались, а справлять нужду приходилось с кормы, держась за леера.

Вот именно это обстоятельство – задраенные гальюны – и решил использовать начальник сдаточной команды для претворения своего плана мести адмиралу. И момент для начала мести избрал самый подходящий: короткие минуты движения катера по фарватеру внутреннего рейда Керчи. Самое удобное время для чаепития. Потом уже попить чайку не удастся.

– А что, Николай Сергеевич, не заказать ли нам по кружечке чая? – елейным голосом спросил главный сдатчик адмирала.

– Закажи, – грубовато, но без подозрительности в голосе ответил адмирал.

Начальник сдаточной команды вышел из каюты командира катера, в которой располагался на время испытаний вместе с адмиралом, и заглянул на камбуз:

– Кок, две чашки чаю. И – покрепче.

Кок сноровисто налил и выставил в «амбразуру» одну кружку с чаем, отвернулся, чтобы налить вторую, и в этот момент начальник сдаточной партии сыпанул в кружку несколько таблеток пургена – слабительного, очень сильного и быстродействующего.

Возвратившись в каюту, он подсунул кружку с напургененным чаем адмиралу.

…Сквозь бронированные стекла боевой рубки желающие могли наблюдать, как адмирал провел основное время испытаний на одном из крыльев мостика, вцепившись руками в ограждение рубки и рискованно свесив филейную часть своих телес над улетающим за корму пенным буруном. И даже грохот вибрации не мог заглушить словесных тирад и прочих звуков, которые издавал адмирал, продуваемый со всех сторон ветрами Черного моря.

Надо отдать должное адмиралу: человек он был справедливый и произошедшее воспринял вполне резонно:

– Ты знаешь, – сказал он, встретив на следующий день начальника сдаточной команды, – вчера на испытаниях я сполна понял всю глубину русской пословицы: «не плюй в колодец», но ты у меня тоже хлебнешь…

И заставил «хлебнуть».

Ответственный сдатчик, так официально называлась должность начальника сдаточной команды, был практиком. Иначе говоря, он имел среднетехническое образование и держался на этой должности только потому, что обладал богатейшим опытом работы в судостроении. Но в теории судостроения, как и в знании русского языка и специальной терминологии, был не особенно силен. Например, несмотря на замечания, упрямо именовал гирокомпас «гирякомпасом». А надо сказать, что в этом навигационном приборе картушка буквально плавает в спирте. Чтобы матросики не сливали спирт из гидросферы гирокомпаса, в него обычно добавляют фенобарбитал – тот же самый пурген.