Кинт проснулся перед рассветом, подскочив и выхватив из-за пазухи пистолет. На улице раздавались выстрелы, были слышны свистки городовых, а мимо окошка, громыхая и скрипя, пронеслась повозка.

– Доброе утро, – недовольно хмыкнул Кинт, убирая в кобуру начищенный до блеска за время безделья в форту пистолет, и, чиркнув огнивом, поджег огарок свечи.

В тусклом, дрожащем свете отыскал сапоги и портянки, подобрал с пола и пристроил на место пояс, подхватив ранец и прижав фитиль свечи пальцами, вышел из комнатушки.

Хозяин постоялого двора, низкого роста мужичок с поросячьими, бегающими глазками, уже возился у очага в тесном кабачке-пристройке…

– Уже проснулись? – заискивающе улыбаясь, поинтересовался он.

Кинт даже сначала оглянулся, подумав, что хозяин обращается не к нему.

– Да, шумно что-то.

– И не говорите, почти каждую ночь такое – бандиты грабят пакгауз, хотя какие они бандиты, просто голодные люди.

– Совсем плохо с едой в Мьенте?

– Еды хватает, но заплатить за нее могут не все.

– Понятно. Мне бы позавтракать.

– Сию минуту… без изысков, конечно, но есть немного пирога с рыбой, и могу пожарить яйца.

– Да, вполне устроит.

Кинт присел за столик у разбитого и редко заколоченного досками окна и посмотрел во двор, где у конюшни стояла пара повозок.

– Скажите, а кроме железной дороги, в Латинг есть еще способ добраться?

– Раз в неделю прилетает транспортный дирижабль, за пять золотых я могу похлопотать за место.

– А еще каким транспортом можно добраться?

– Можно паровыми фургонами, каждый день после обеда от ратуши отъезжает караван с охранением, можно и верхом, но это, считайте, самоубийство, в степях и банды и кочевники, разрази их гром! Дорожная жандармерия еще слаба и малочисленна, за всем не успевает следить. Эх… когда уже наступят спокойные времена? – закатив глаза к закопченному потолку, у потолка же и спросил хозяин постоялого двора. Но его вопрос остался без ответа.

Пока хозяин заведения возился у очага, Кинт снял с пояса кошель и, расстегнув клапан, пересчитал монеты, в основном Северного терратоса, доставшиеся Кинту в виде трофеев по пути от пещер, но золото и серебро, оно везде имеет ход, и неважно, где прессовали или чеканили монеты.

– И когда ожидается следующий дирижабль? – спросил Кинт, убедившись в своей платежеспособности.

– Должен был быть еще вчера, но что-то не прилетел, – ответил хозяин постоялого двора, выставляя перед Кинтом тарелки с деревянного подноса.

– Попробую найти место в караване с фургонами.

– Это я тоже могу устроить… люди бегут от неустроенности, и мест часто не хватает.

– А я смотрю, ты от этой неустроенности уже жиром заплыл, – вдруг рявкнул Кинт и схватил хозяина заведения за ворот.

– Что вы делаете! Пустите! – заверещал хозяин заведения, пытаясь освободиться.

Кинт ослабил хватку, оттолкнул мерзкого коротышку и принялся за еду, всеми силами сдерживая себя от расправы над этим дельцом от людских бед. Закончив завтрак, потеряв аппетит и не доев, Кинт бросил пару серебряных кестов на стол, подхватил ранец и вышел, причем хлопнул дверью так, что один навес оторвался, и дверь осталась висеть поперек проема.

Заполучить место в караване моторных фургонов не составило труда – стоило лишь продемонстрировать высокому здоровяку из охраны каравана три золотые монеты, пусть и северной чеканки. А еще через два дня Кинт стоял на городской площади Латинга, разминая затекшие ноги и оглядывая улицы города, в котором не был год, но этот год очень изменил все вокруг… людей, города, терратос.

– А куда ехать герою войны? – широко улыбаясь, спросил молодой парнишка – возница повозки, запряженной парой старых, того гляди падут, кобыл.

– В депо.

– Кест серебром.

– Поехали, – ответил Кинт и, забираясь в повозку, сунул в протянутую руку монету.

– Все, кто прибывает с севера, для меня герои, – не оборачиваясь и следя за дорогой, говорил возница, – я в ополчение просился – не взяли, еще семнадцати нет.

Парень еще что-то говорил, прославляя подвиги армии, но Кинт его не слушал, смотрел на улицы, дома, людей. Вроде тот же Латинг, но что-то неуловимое, еще не понятное Кинту, изменило все вокруг. А вот кабачок у депо, мимо которого проехала повозка, был на месте, из трубы поднимался дым, на открытом крыльце разговаривали несколько мужчин в кителях армейского покроя, но без знаков различия и шевронов войсковой принадлежности.

– Здесь останови, дальше дойду сам, – Кинт тронул за плечо возницу.

– Как скажете… прррр… – возница натянул вожжи.

Выпрыгнув из повозки, Кинт быстрым шагом направился к воротам депо, чувствуя, как засосало под ложечкой и похолодело внизу груди – предвкушение встречи с Тьетэ.

– Стой! Сюда нельзя, – пробасил высокий и крепкого сложения парень; на плече короткий карабин, револьвер в кобуре на поясе и китель нового покроя.

– Раньше здесь было всегда открыто, – остановился Кинт перед здоровяком, – мне бы к господину Тьетэ пройти.

– Он в отъезде, проверяет пути на востоке. На службу устроиться?

– Нет, просто повидаться.

– Приходи через день.

– Понятно, – ответил Кинт и пошел в сторону квартала нескольких дворов-колодцев, в одном из которых был его флигель.

В арке Кинт замедлил шаг, будто ожидая, что сейчас выйдет старик Мог и, кашлянув, поздоровается. Но дворового сторожа не было, как не было и двух стариков, что вечно дымили на балконе и наблюдали за двором, а точнее, за молоденькими прачками старухи Ригер. Большинство квартир были оставлены хозяевами, окна закрыты ставнями и заколочены… но вот скрипнула дверь, и на пороге показалась старуха Ригер.

– Добрый день. – Кинт остановился, прежде чем шагнуть на шаткую и опаленную пожаром лестницу.

– Кинт?

– Да, мадам.

За время, что Кинт не видел хозяйку прачечной, старуха сильна сдала. Опираясь на клюку, она цепким взглядом смотрела на Кинта, ее голова чуть подрагивала, а вся ее фигура напоминала высохший гриб.

– Тот мальчик, что поселился в твоем флигеле, рассказывал мне про тебя. Он такой серьезный, рано утром уходит, приходит затемно… у Тьетэ служит.

– Напридумывал, наверное, – улыбнулся Кинт и подошел чуть ближе к Ригер, – а вы как здесь?

– По-разному, но лучше, чем многие другие, прачку вот снова открыла, – вздохнула старуха, – ты иди, отдыхай с дороги, потом поговорим.

Поднимаясь по лестнице, Кинт еще раз осмотрел внутренний двор – пусто… не слышно звонкого хохота детворы, завалившийся птичник, запах гари, мусор… Провожая Кинта взглядом, старуха Ригер подошла к сушилке с рядами выстиранного белья и стала проверять костлявой, затянутой в тонкую, почти прозрачную кожу рукой, высохло ли белье. Подойдя к двери флигеля, Кинт обратил внимание, что она отремонтирована и врезан новый замок. Достав нож, он аккуратно поддел штапики окошка, выставил стекло, просунув руку, нащупал вертлюжок замка и открыл дверь.