Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вниз живота устремился поток раскаленной лавы, которая правила нутро, превращая все в горячую шелковистую влагу, которая истекала из ее тела.
Продолжая гладить через ткань его плоть, Катарина облизала каждый палец Сунлиня, молчаливо спрашивая разрешения на большее. Она сделает все, чтобы доставить ему наслаждение и удовольствие, каких он прежде не знал. И неопытность ей не помешает.
С хриплым стоном Сунлинь рвано дернул бедрами, вжимаясь в ее ладонь.
Катарина сглотнула вязкую голодную слюну.
— Позволит ли принц своему покорному слуге осмотреть его раны?..
Сунлинь лишь кивнул, шумно сглатывая. Катарина проследила за движением его кадыка и, не удержавшись, подтянулась на руках вверх по его телу и легонько лизнула.
Ее пальцы неловко сражались с поясом и завязками на его ханьфу.
Нервно, судорожно, рваными движениями Катарина распутывала завязавшиеся в узлы тесемки.
Сунлинь вырвал из ее рук полы и почти отодрал от них тесьму. Он практически сорвал с себя всю одежду, выбираясь из нее и оставаясь совершенно обнаженным. Дрожащими руками Катарина стащила с него нижние штаны и не смогла сдержать восхищенный выдох, когда вновь увидела его возбужденный, налившейся кровью член.
Как и все в Сунлине он был идеальным. Смущение отступило перед жаждой рассмотреть его во всех подробностях. Женское стеснение напоминало о себе прилившей к щекам кровью. Но скромность была тем, о чем ей давно пришлось позабыть, играя роль мужчины.
Она знала, какое удовольствие получают мужчины от утех плоти. И слышала, как его описывают в Домах Утех. Подслушанного в доме отца вполне хватило, чтобы она осознала: не стоит тратить время на «благородную женскую скромность». Больно бывает лишь в первый раз. Неприятно – всегда, если ты не испытываешь к тому, кто лежит с тобой в кровати и толики чувств.
Она не желала тратить ни фэня на притворную скромность – ей хотелось владеть Сунлинем. И чтобы он владел ею. И откуда-то она точно знала – с ним неприятно и больно не будет. С ним будет незабываемо.
— Вы самый прекрасный, кого я когда-либо видел… – Она благоговейно коснулась пальцами мускулистого живота, покрытого тонкими короткими волосками, устремляющимися вниз и превращающимися в густую поросль в паху.
— Ты, должно быть, многих повидал… – В злом голосе Сунлиня слышалась та же ревность, что сжигала ее.
В Катарине проснулось желание помучить его, довести до агонии:
— Да… Я видел множество женских и мужских тел, Ваше Высочество… – Катарина улыбнулась одним уголком рта и распластала ладонь на рельефном животе. – Но ваше совершеннейшее из всех…
Он вдруг резко накрыл ладонями ее затылок и надавил вниз:
— Сегодня ты узнаешь еще и мой вкус…
— Хотите, чтобы я взял его в рот?
— Да-а-а… Хочу…
Ее ладони безостановочно скользили по его бокам, перемещаясь на дуги ребер. По ним, словно по мостам, – на широкую сильную грудь, которая быстро поднималась и опускалась от частого дыхания.
Катарина потерла подушечками пальцев плоские соски, которые тут же начали набухать и твердеть.
— Тело нашего принца молодо и сильно… – Катарина жадно лизнула теплый твердый сосок и слегка прихватила его зубами. Они с Сунлинем застонали одновременно. Ощущение его горячей кожи на языке было восхитительным. Настолько пьянящим, что голова кружилась от сумасшедшего желания снова попробовать его на вкус. Но Катарина хотела, чтобы Сунлинь сам заставил ее сделать это. – Шрамы свидетельствуют о его доблести и храбрости. А пропорциям позавидуют даже боги… Наш правитель способен подарить Ванжану множество наследников… Как жаль, что он не сможет этого сделать, связав свою жизнь с лекарем…
Большим пальцем Катарина прочертила ровный путь по дорожке из черных волосков от пупка к паху и коснулась гладкой тугой головки.
От ощущения его плоти, пылающей жаром, который она чувствовала даже не дотрагиваясь, по телу промчалась дикая сумасшедшая дрожь.
— Твой рот слишком болтлив… – Пальцы Сунлиня сжались, натягивая ее волосы. Он направил ее голову вниз. Жестко и неумолимо. – Этой ночью ты должен использовать его иначе.
Катарину бросило в такой жар, что захотелось содрать кожу вместе с одеждой, но сейчас, как никогда, она должна тщательно оберегать свой секрет.
Она не получит то, что теперь ее по праву, но будет обладать Сунлинем хотя бы так.
— И как же лекарю использовать его рот? – Катарина с трудом сглотнула, когда Сунлинь почти стащил ее вниз, позволяя остановиться между его ног. Напротив ее лица был его возбужденный, налившийся кровью член. Твердый и пылающий жаром. К нему хотелось прикоснуться пальцами, обхватить ладонью и облизать. Весь. Целиком. Но она ни за что не признается в этом… своему мужу. Муж… Теперь он ее супруг. Но даже ему она не позволит узнать, что взял в жены распущенную развратницу. Развратника. Не важно! – Расскажите мне, муж мой… что мне делать?..
Сунлинь надавил пальцем на ее подбородок пальцем, заставляя шире открыть рот, а другой рукой обхватил свою плоть и направил между ее губ.
— Неужели, такой умный лекарь не знает? В твоих книгах ничего об этом не написано?
Катарина помотала головой, чувствуя, как складочки ее собственной плоти увлажняются еще больше и набухают от нестерпимого желания. Сунлинь потянул ее за подбородок, насаживая ее на его возбужденную плоть. Перевитый набухшей веной член неумолимо заполнял ее рот.
Впившись пальцами в бедра Сунлиня, Катарина сама опустилась на его член, вбирая между губ так много твердой плоти, как могла. Он жестко уперся в небо, становясь полноправным хозяином ее рта. Несмело Катарина коснулась языком нежной бархатистой кожи, обтягивающей раскаленный металл твердого стержня.
Боги… его вкус был невероятен… Ароматы ее трав и его собственной кожи смешались в единое целое, дурманя разум и пробуждая жажду, какой Катарина не знала прежде. Инстинкт обладания завладел ею, не оставив сил для сопротивления. Втянув носом раскалившийся воздух покоев, она начала облизывать твердый ствол, позабыв о скромности и терзавших ее страхах.
Сунлинь громко протяжно застонал и резко насадил ее голову еще ниже.
Тугая головка ворвалась в горло, заставляя ее закашляться и задохнуться. Но Катарина не сделала ни малейшей попытки отстраниться. Если это заставляет Сунлиня стонать, то она