(среди них был и Янь Вышатич — собеседник Нестора, поведавший ему о многих событиях) уговаривали заключить перемирие и начать войну уже с намного бóльшими силами. Против решающего сражения выступил и Мономах. Симпатизирующий ему летописец сообщает, обыгрывая значение имен: «Володимеръ хотяше мира, Святополкъ же хотяше рати»[514]. Не удалось уговорить Святополка и не переправляться на занятый половцами берег реки Стугны. «Святополк же и Владимир и Ростислав созвали дружину свою на совет, намереваясь перейти через реку, и стали совещаться. И сказал Владимир, что „пока стоим здесь под прикрытием реки, перед лицом этой грозы, заключим мир с ними“. И примкнули к этому совету разумные мужи, Янь и прочие. Киевляне же не приняли этого совета, но сказали: „Хотим биться, перейдем на ту сторону реки“. И взяло верх это предложение, и (русские) перешли Стугну реку, а была она тогда переполнена водой. Святополк же и Владимир, и Ростислав, выстроив дружину, двинулись. И шел на правой стороне Святополк, на левой Владимир, а посредине Ростислав. И, обойдя Треполь, прошли вал. И вот половцы двинулись навстречу, имея впереди стрелков. Наши же, став между валами, подняли стяги свои, и двинулись стрелки (русские) из-за вала. И половцы, подойдя к валу, подняли стяги свои и налегли в первую очередь на Святополка и врезались в полк его. Святополк же держался стойко, а люди его побежали, не выдержав натиска воинов; после же побежал и Святополк. Потом половцы обрушились на Владимира, и завязался бой лютый; побежали и Владимир с Ростиславом, и воины его. И прибежали к реке Стугне, и бросились в реку Владимир с Ростиславом, и начал тонуть Ростислав на глазах у Владимира. И захотел Владимир подхватить брата своего и едва не утонул сам. И утонул Ростислав, сын Всеволодов. Владимир же, перейдя реку с остатками дружины, — ибо много пало людей из полка его и бояре его тут пали, — и перебравшись на ту сторону Днепра, оплакал брата своего и дружину свою и пошел в Чернигов в глубокой печали. Святополк же вбежал в Треполь и заперся там, пробыл там до вечера и в ту же ночь пришел в Киев. Половцы же, видя, что победили, одни пустились грабить землю (Киевскую), а другие вернулись в Торческ»[515].

Торческ, город, населенный торками — тюркским народом, служившим Руси, был окружен половцами и томился в осаде, мучимый голодом и жаждой. Святополк попробовал отбросить осаждающих, но вновь проиграл битву. «Половцы повоевали много и возвратились к Торческу, и обессилели люди в городе от голода и сдались осаждавшим. Половцы же, взяв город, подожгли его огнем, а людей поделили и увели в вежи к семьям своим и сродникам своим много крещеного народа: страдающие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и несчастиях, с осунувшимися лицами, почерневшие телом, в чуждой стране, с языком воспаленным, голые и босые, с ногами, израненными тернием, со слезами отвечали они друг другу, говоря: „Я жил в этом городе“, а другой: „Я — из того села“; так вопрошали они друг друга со слезами, называя свое происхождение, вздыхая и взоры обращая на небо к Вышнему, ведущему тайное»[516].

Летописец, изобразив эту горестную картину, завершает ее утешительными строками: «Да никто не дерзнет говорить, что ненавидимы мы Богом! Пусть этого не будет! Ибо кого так любит Бог, как нас возлюбил он? Кого так почтил он, как нас прославил и превознес? Никого! Потому именно больше гнев свой воздвиг на нас, что, больше всех почтены бывше, мы худшие всех совершили грехи. Ибо больше всех просвещены бывше, зная волю владычную, и, презрев ее и красоту, горше других наказаны. Вот и я, грешный, много и часто Бога гневлю и часто грешу каждый день!»[517]

Но и этот безымянный книжник, и его собрат по Печерской обители Нестор тяжело переживали объявшее их, навалившееся на них горе. События следующих лет, вероятно, описывал уже наш герой. Для Нестора печальным событием следующего, 1094 года стала смерть любимого епископа Владимир-Волынского, когда-то принявшего его в Печерской обители и возведшего в диаконский сан. «В этот же год 27 апреля, в 6-м часу ночи, скончался епископ Владимирский Стефан, бывший прежде игуменом Печерского монастыря»[518], — вероятно, он написал эти бесстрастно звучащие строки, за которыми скрываются «невидимые миру слезы».

Прошел еще год, и Святополк взял в жены дочь половецкого хана Тугоркана. В бескрайней Степи кочевали разные половецкие орды, мир с кланом Тугоркана не означал перемирия с прочими половцами. На следующую весну Святополк и Владимир прошли набегом по их стойбищам, вернулись с добычей. Степняки осадили приграничный город Юрьев и сожгли его дотла. Жителям удалось бежать, и киевский князь поселил их в новом, им построенном городе Святополче. Пламя войны 1095 года разгорелось жарко еще и потому, что Мономах вероломно убил пришедших к нему половецких послов Итларя и Кытана. Половецкое разорение усугубилось нашествием саранчи. Полчища насекомых неслись летучими табунами, затмевая солнце, строй за строем, подобные живым трещоткам. Садились и начинали пожирать всё, что растет. Нестор, наверное, видел эту жуткую картину: «В тот же год пришла саранча, 28 августа, и покрыла землю, и было смотреть страшно, шла она в северные страны, пожирая траву и просо»[519].

Появление саранчи, которую называли «прузи», было дурным предвестием, знамением, обещавшим зло. В переведенном с греческого апокрифе о «последних временах» и конце света — «Откровении Мефодия Патарского»{110} — с саранчой не один раз сравниваются нечестивые кочевые народы Востока, «безбожные измаильтяне»[520], к которым на Руси причисляли половцев. В ветхозаветной Книге Исход (глава 10, стихи 12–19) сказано, что Бог наслал на фараона эту казнь, чтобы неумолимый властитель позволил евреям покинуть его страну: «Тогда Господь сказал Моисею: простри руку твою на землю Египетскую, и пусть нападет саранча на землю Египетскую и поест всю траву земную [и все плоды древесные], всё, что уцелело от града. И простер Моисей жезл свой на землю Египетскую, и Господь навел на сию землю восточный ветер, продолжавшийся весь тот день и всю ночь. Настало утро, и восточный ветер нанес саранчу. И напала саранча на всю землю Египетскую и легла по всей стране Египетской в великом множестве: прежде не бывало такой саранчи, и после сего не будет такой; она покрыла лице всей земли, так что земли не было видно, и поела всю траву земную и все плоды древесные, уцелевшие от града, и не осталось никакой зелени ни на деревах, ни на