знаю, что с ним. Мне говорят, он в лагере, но я не исключаю, что он давно мёртв, и они лгут мне, чтобы я делала то, что им нужно. Но всё-таки есть надежда, очень маленькая, Мари, но есть. Надежда на то, что Алексей жив, и рано или поздно они его отпустят. Они так вычистили всю армию, что там не осталось ни одного по-настоящему грамотного, талантливого командира. Только комиссары-болтуны и трусоватые подхалимы вроде Тимошенко. Это сейчас хорошо покажет война. Сталин ещё пожалеет, что ввязался. Тогда, возможно, он сменит гнев на милость. И тем, кто выжил, вернут свободу. Только это надежда поддерживает меня, только на ней я держусь, – Катя сжала кулаки, чтобы не разрыдаться. – Алексей – единственно близкий мне человек, я совсем одна. И я только молю Бога, да, да, я молю Бога, как бы они ни убеждали, что Бога нет, чтобы он вернулся до того, как я умру. У меня в голове застряла пуля, – призналась она. – Чекистская пуля, – она усмехнулась горько. – Меня ведь тоже расстреливали. Тоже чудом живой осталась. Но эту пулю, которая застряла в голове, московские врачи оперировать не решаются, а к иностранным специалистам, как ты, я обратиться не могу. Я на секретной работе. Поэтому должна терпеть. Ради интересов государства.

Катя помолчала, Маша тоже сидела молча, глядя вниз, потрясённая всем, что она услышала.

– Вокруг пули образовалась рубцовая ткань. Это значит, что пуля останется на месте, но рубцовая ткань давит на кровеносные сосуды, из-за этого у меня приступы. Это не пройдёт, а резать боятся. Так что дальше – только смерть. Сколько организм выдержит, столько выдержит. Сколько есть запас жизни, так сказал врач.

– Но это же чудовищно! – Маша подняла голову, в глазах стояли слезы. – Даже если когда-то я обвиняла тебя в своем горе, я никогда бы не пожелала тебе такого наказания. Это безбожно. Зина, Зина, – она повернулась к сестре, – ты хотела сказать, что ты тоже не таишь зла. Разве ты не понимаешь, как всё это страшно. Всё то, что случилось с Катрин. Как она живёт там, с ними. Ты должна сказать, пойми. Никакие наши страдания не сравнятся с этим ужасом, где человек – не человек, только винтик в какой-то большой системе. Сломался – выбросили, поставили новый.

– Я хочу, чтобы вы знали, Зинаида Борисовна, – Катя встала и повернулась к Зине. – Я присутствовала при расстреле вашего отца, более того, меня использовали, чтобы заманить его в ловушку. Я знала, что всё это закончится гибелью князя Бориса Борисовича. Но это Гражданская война. Остервенение, жестокость – с обеих сторон. Я думаю, мне даже не нужно вам говорить, что я ничего не могла сделать. Да, я была той приманкой, на которую Дзержинский поймал крупную рыбку из белогвардейской контрразведки. И я ни на секунду не заблуждалась, что это ваш отец. Вы вправе проклинать меня, Зинаида Борисовна. Если я могу страдать больше, я готова.

– Зина, прости, ты мне обещала.

Маша тоже встала.

– Ведь не исключено, что больше такой возможности не представится, – убеждала она сестру. – Вряд ли мы все встретимся ещё раз. Облегчи душу.

– Я прощаю, – проговорила Зина едва слышно и уткнулась лицом в плечо Ливен. – Я прощаю, я же православная, – прошептала сквозь слезы. – Пусть Господь судит. На его суд праведный полагаюсь…

– Что ж, мне кажется, я дала достаточно времени.

Входная дверь щелкнула. Маренн прошла по коридору и вошла в комнату.

– Теперь прошу вас, дамы, – она обратилась к княгине Ливен и обеим княжнам Шаховским, – оставьте нас с госпожой Опалевой наедине. Портрет вы можете пока оставить, – она заметила, что Маша хотела снять фотографию с комода. – Госпожа Опалева с собой его не заберёт.

– Не бойся, Мари. Я не возьму, – подтвердила Катя. – Любоваться на него мне всё равно не придётся. У меня его просто конфискуют в Москве, а все драгоценные камни вынут и спрячут в специальный фонд, чтобы покупать на них хлеб за границей, так как с крестьянством они тоже покончили и выращивать хлеб в России некому. Я только ещё немного посмотрю на Гришу, чтобы запомнить, – попросила она.

– Я как раз хотела подарить тебе, – ответила Маша растерянно. – Но раз в этом нет никакого смысла, – она пожала плечами.

– Пойдём, пойдём, – Зина осторожно взяла её под руку. – Тебе нельзя долго стоять. Пойдем, присядешь в другой комнате.

– Прошу в мою спальню, – жестом пригласила княгиня Ливен.

Дамы вышли, их голоса смолкли в коридоре.

– Вы уполномоченный рейхсфюрера? – спросила Катя, как только дверь закрылась.

– Да, Ким Сэтерлэнд, гауптштурмфюрер СС, – представилась Маренн. – Я представляю отдел Е в Четвёртом управлении РСХА и лично штурмбаннфюрера СС Шелленберга, – продолжила Маренн. – И хотя на самом деле я врач и прибыла в Хельсинки совсем по другому делу, – лечить княжну Шаховскую, как вы понимаете, – уточнила она. – И под другим именем, мадам де Кле. Но сейчас мне приходится взять на себя эту роль, по просьбе моего берлинского начальства, разумеется. А вы Эльза, Екатерина Алексеевна Белозёрская, в девичестве Екатерина Опалева, подполковник НКВД, в прошлом личный агент Дзержинского, а теперь самого товарища Сталина? Это то, что мне сообщили о вас.

– Исчерпывающе, – Катя усмехнулась. – Да, это я. О чём мы будет говорить? – поинтересовалась она жёстко. – Я так понимаю, ваши люди привезли меня сюда на переговоры. Я не арестована.

– Вы не арестованы, – подтвердила Маренн. – А говорить мы будет исключительно о судьбе княгини Ливен. Никаких иных полномочий я от своего командования не имею.

– Меня это устраивает, – кивнула Катя. – Я слушаю.

– Я полагаю, нас всех бы устроило, чтобы княгиня Ливен не оставалась в Финляндии, где она может подвергнуться преследованиям со стороны финской полиции, а выехала в нейтральную страну. В данном случае, ближе всего в Швецию. Наше посольство оформило для княгини Ливен все документы на выезд, – Маренн раскрыла перед Катей папку, которую принесла с собой. – С Берлином согласовано, что мы можем предоставить для её эвакуации наш переход в Кеми. Так, в связи с ведением военных действий в Финском заливе и прилегающих акваториях, всякие передвижения здесь на юге опасны. Лучше воспользоваться северными гаванями, тем более, что там установился довольно прочный лед, и перейти можно беспрепятственно.

– Вы предлагаете мне забрать княгиню Ливен и отправиться вместе с ней в Швецию через Кеми? – спросила Катя серьёзно.

– Да, так и есть, – согласилась Маренн. – До Кеми вас будут сопровождать наши люди, чтобы избежать ненужного любопытства финской полиции.

– Вы знаете, я спецагент, и мне запрещено пользоваться, так сказать, «услугами» иных, даже дружественных на данный момент спецслужб, – заметила Катя.

– Но на настоящий момент вы находитесь здесь не как