– Все нормально, – прошептала она, когда кончики пальцев Реджи осторожно прошлись по бугоркам и впадинкам шрамов. – Я хочу, чтобы так было.

Реджи поймала себя на том, что проводит пальцами по шрамам вокруг искусственного уха; нервная привычка, от которой она вроде бы избавилась много лет назад.

– Мне ужасно жаль, что так случилось с моей мамой, – сказала она, когда они с Чарли шли через автостоянку к озаренной неоновым светом вывеске «Взлетной дорожки». Она извинилась уже несколько раз, но, сколько бы Чарли ни говорил, что все в порядке и не о чем беспокоиться, она помнила, как он с озадаченным и испуганным лицом попятился из комнаты Веры. Казалось, крики матери продолжались целую вечность, Вера хваталась за одеяло и безумно закатывала глаза. Она выбилась из сил и только хрипела, когда Реджи и Лорен удалось положить ей под язык таблетку ативана. После нескольких минут гипервентиляции и сдавленных рыданий Вера отошла ко сну. Проснувшись, она как будто не сохранила никаких воспоминаний об инциденте.

– Правда, это не проблема, – сказал Чарли. – После всего, что ей пришлось пережить, я уверен, что любой незнакомый человек пугает ее.

– Она ведет себя как ненормальная даже в периоды просветления.

Чарли кивнул.

– Тебе удалось связаться с сотрудницей социальной службы?

– Да, но она не очень-то помогла. Правда, дала название того приюта и телефонный номер. Я позвонила туда, и мне сказали, что сестра Долорес заведует приютом, но сегодня она не работает. Завтра она перезвонит мне.

Чарли снова кивнул.

– Сделаем это? – спросил он, с заметным трепетом разглядывая тускло освещенную дверь «Взлетной полосы».

Дверь была обита листовой сталью с несколькими вмятинами на ней, как будто кто-то пытался действовать тараном. Наверху имелся навес с красным неоновым самолетом; Реджи была уверена, что если бы она слишком долго смотрела на него, у нее бы случился припадок.

Вход в здание должен быть привлекательным; он должен предлагать ненавязчивое ощущение перехода из внешнего мира во внутренний. Ощущение перехода влияет на чувства человека, когда он оказывается внутри.

Единственный способ сделать вход во «Взлетную полосу» менее привлекательным – это опутать его колючей проволокой.

На правой стороне автостоянки собралась небольшая группа курильщиков. Одна из них, девушка с тонким визгливым голосом, то и дело повторяла: «Он так и не понял, что ему дало по мозгам! Говорю вам, он так и не понял, что ему врезало!»

– Давай сделаем это. – Реджи рывком распахнула тяжелую дверь и первой вошла внутрь.

Там мало что изменилось. По-прежнему было темно и воняло пивом и сигаретами, хотя курение в барах и ресторанах теперь считалось незаконным. Реджи посмотрела на бильярдный стол в центре помещения и была немного разочарована тем, что он оказался новым и не подпертым старыми телефонными справочниками. Табуреты с обивкой из красного винила теперь были обиты черным винилом. Внутри было полно народу, и Реджи показалось, что все оторвались от своих дел, чтобы поглазеть на нее и Чарли.

– Что-то я не испытываю теплых чувств, – прошептала Реджи, наклонившись к Чарли.

Он обхватил ее за талию. Реджи понимала, что это должно выглядеть как знак поддержки, но рука была просто тяжелой.

– Думаю, мы не похожи на регулярных посетителей, – тихо сказал он. От него сладко попахивало листерином[24] и лосьоном после бритья. Реджи заметила, что Чарли принял душ и побрился, прежде чем забрать ее, что казалось слишком самоуверенным и наводящим на разные мысли. Она легко отстранилась от него и направилась к бару.

Реджи помнила, как следовала за Сидом двадцать пять лет назад: его расхлябанную походку, Тару, семенившую рядом с ним. Помнила, как визит во «Взлетную полосу» привел их в жуткую комнатку мотеля «У аэропорта».

Куда он приведет их на этот раз?

Несмотря на абсурдность этой мысли, Реджи подумала, что хорошо бы развернуться и выйти, пока она еще не выяснила это. Но потом она подумала о Таре, связанной в каком-то страшном подвале и накачанной морфином, с белой повязкой на обрубке правой руки.

Но вовсе не нынешняя Тара пугала Реджи. Нет, когда она закрывала глаза, видела тринадцатилетнюю Тару с блестящими темными глазами, раздраженную и самодовольную, которая говорила: «Думаю, я пропала, если все это останется вам!»

– Я пытаюсь! – вслух сказала Реджи, хотя и не хотела этого.

– А? – произнес Чарли, державшийся у нее за спиной. Музыка была достаточно громкой, и он не расслышал.

– Ничего особенного.

За стойкой бара находился потный толстяк в обществе худой, как рельса, женщины с крашеными рыжими волосами.

– Чем могу помочь? – осведомилась женщина.

– У вас есть пиво «Бек»? – спросил Чарли.

Она нахмурилась.

– Из бутылочного только «Хайнекен».

– Тогда одну бутылку, – кивнул Чарли.

– Две бутылки, – поправила Реджи, хорошо понимавшая, что здесь не стоит спрашивать винную карту.

За стойкой бара над бутылками с крепкими напитками висел широкоэкранный телевизор. Он был настроен на кабельный канал с выключенным звуком. Реджи увидела фотографии центральной части Брайтон-Фоллс, потом «Желание Моники». У нее сперло дыхание. Видеть свой дом в новостях – все равно что переместиться назад во времени. Но теперь экран заполнило лицо Тары. Это была ужасная фотография: не совсем четкая, и Тара с легким прищуром смотрела куда-то вдаль.

Кудрявая рыжая женщина принесла им две бутылки пива и подала немытые бокалы.

– Вы знаете человека, который называет себя Кроликом? – спросил Чарли, отодвинув бокал и глотнув из зеленой бутылки. Судя по его виду, он получал удовольствие от процесса. Охота на серийного убийцу была гораздо более увлекательным занятием, чем продажа квартир и маленьких домов в фермерском стиле с переоборудованными кухнями и уютными двориками для играющих детей.

Женщина недоверчиво прищурилась.

– Вы что, копы?

Чарли рассмеялся, полез в карман и достал визитную карточку.

– Нет. Я занимаюсь недвижимостью.

Женщина взяла карточку и изучила ее.

– И что? Собираетесь продать Кролику новый дом или что-то еще?

– Или что-то еще, – с озорной улыбкой сказал Чарли. Это был совсем не тот Чарли, которого знала Реджи. В нем появилась вкрадчивая учтивость.

Реджи осторожно отхлебнула тепловатое пиво. На вкус оно было как моча старого скунса. Возможно, лучше было заказать домашнее вино из огромной бутылки с завинчивающейся крышкой.