Реджи взяла ключ, прикрепленный к оранжевой табличке с номером 8. Табличка была покрыта чем-то вроде смазки, и Реджи сообразила, что эта липкая пакость осталась от рук старика. Она вытерла табличку о джинсы, поблагодарила владельца и направилась к выходу из офиса. Остановившись в дверях, она повернулась и задала последний вопрос:

– Знаете, моя мама собиралась выйти замуж. Вы видели этого типа?

Зубы выдвинулись вперед, когда старик рассмеялся. Реджи покраснела и уставилась в пол; ее левое ухо пылало огнем.

– Здесь перебывало много мужчин, – просипел он, пытаясь отдышаться. – Трудно сосчитать, если понимаете, что я имею в виду. И у нас целая куча постояльцев. Я не слежу за всеми, кто приходит и уходит. Даже не могу точно сказать, когда Вера была здесь в последний раз.

– Но за последние несколько недель у нее не было никого… особенного?

Старик ненадолго задумался.

– Нет. Последние несколько раз, когда я ее видел, она была одна. Несколько раз на стоянку приезжал светлый автомобиль. Это все, что я могу сказать.

Реджи кивком поблагодарила его и сказала, что занесет ключ после того как все будет сделано.

* * *

Как выяснилось, ключ вообще не понадобился: дверь осталась незапертой. Реджи на всякий случай постучала, потом затаила дыхание и толкнула дверь.

Комната № 8 лежала в руинах. Вещи и предметы обстановки не то чтобы находились в полном беспорядке – по ним как будто прошелся тайфун. Ящики были выдернуты и разбросаны по полу. Вокруг валялись разбитые флаконы из-под духов, бутылки из-под джина и бренди. Матрас тоже лежал на полу. Единственный стул в комнате был опрокинут и выпотрошен, подкладка из вспененной резины вывалилась наружу. Сначала Реджи подумала, что эта комната не могла принадлежать ее матери. Но потом ее взгляд упал на белую лайковую перчатку с пятном от никотина, валявшуюся в общей куче. Запах духов «Табу» невозможно было спутать ни с чем.

– Боже милосердный! – воскликнула Тара. Она протиснулась в комнату, прошла на середину, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. – Здесь произошло нечто ужасное, – прошептала она.

– Помолчи, Христа ради, – бросил Чарли. – Почему бы тебе не втянуть свою психическую антенну?

– Пусть делает, что умеет, – сказал Сид. – Может, она… ну, не знаю, подцепит что-нибудь полезное.

Реджи сразу же пожалела о том, что они пришли сюда. Находиться в этой комнате было все равно что смотреть на фотографию обнаженной Веры и передавать картинку друзьям для хихиканья и насмешливых замечаний.

– Думаешь, это сделали копы? – спросил Сид.

– Ни в коем случае, – сказал Чарли.

Запахи пролитого спиртного и застоявшихся духов висели в воздухе, как невидимый смог. У Реджи от этой кисло-сладкой смеси кружилась голова. Она была уверена в том, что ее стошнит, бросилась в ванную и согнулась над унитазом, но ничего не вышло. Она заметила таракана, бегущего по стенке за унитазом. Раньше она не видела ничего подобного, и это оказалось просто чудовищно. Реджи едва ли не слышала, как лапки пробегают по грязному кафельному полу и царапают его, словно крошечные когти.

– С тобой все в порядке, Редж? – позвал Чарли.

– Нормально, – отозвалась она и вытерла рот тыльной стороной ладони. – Просто отлично.

Она встала и слезящимися глазами осмотрела ванную. Зеркало медицинского шкафчика было разбито, раковина полна больших серебристых осколков. Семь лет неудач для какого-нибудь бедного ублюдка. Душевая занавеска, грубо содранная с палки, лежала в ванне с пятнами плесени. На полу были разбросаны косметические принадлежности Веры: тушь для ресниц, румяна, тюбики губной помады. Реджи взяла пудреницу, открыла ее и вдохнула сладковатый тальковый запах, потом посмотрела на свое отражение в круглом зеркальце.

– Где ты? – спросила Реджи. – Что ты здесь делала?

Нет ответа. Только отражение девочки с короткими волосами и правым ухом, которое было немного бледнее, чем левое.

Она захлопнула пудреницу, распахнула разбитую дверцу шкафчика и заглянула внутрь. На полках не осталось ничего, кроме баночки аспирина и английской булавки. Реджи взяла булавку, раскрыла ее и прикоснулась острием к большому пальцу. Тут она заметила скомканное полотенце на краю ванны. Вглядевшись пристальнее, Реджи увидела расплывчатые красно-коричневые пятна.

Кровь.

Ее матери? Нептуна? Кого-то еще?

У Реджи заурчало в желудке. Не глядя, она воткнула кончик булавки в кожу большого пальца. Потом вытащила и снова воткнула.

– Редж? – окликнул Чарли. – Ты там что-то нашла?

– Ничего, – ответила Реджи, закрыла булавку и спрятала в карман.

Реджи вернулась в другую комнату, которая представляла собой спальню с крохотной кухонной нишей. Сид курил сигарету. Чарли открыл дверь миниатюрного холодильника и обнаружил внутри лишь два сморщенных лайма. В раковине стояли два немытых бокала. Тарелки были убраны в буфетный шкафчик, украшенный контактной светочувствительной бумагой с пестрым узором в духе 1970-х годов. Все тарелки были разными. Реджи узнала одну, взятую из дома: цвета слоновой кости, с изящными завитками зеленого плюща по краям.

– Телефон был вырван из стены, – сказала Тара, державшая в руке оторванные провода. Она была на взводе, возбужденная как никогда, и Реджи почти ненавидела ее за это.

Реджи подошла посмотреть на телефон. Он стоял на маленькой прикроватной тумбочке рядом с полной пепельницей. Все окурки принадлежали Вере: сигареты «Винстон» со следами красной помады на фильтре. Реджи выдвинула нижний ящик и обнаружила телефонный справочник, пачку презервативов и кусочек бумаги, исписанный почерком ее матери. Она засунула презервативы обратно, прежде чем Тара увидела их, и взяла бумажку.

На ней было написано только два слова: «Второй шанс». Слова были обведены кружком.

Значит, Вера надеялась на второй шанс в своей жизни. Она думала, что этот тип подарит ей такую возможность?

«Будем вести нормальную, спокойную жизнь».

Реджи смотрела на бумажку и думала о том, какой жестокой бывает надежда. Она прижала к бумаге большой палец и оставила слабый кровавый отпечаток.

– Что за чертовщина здесь приключилась? – поинтересовался Сид и раздавил свой окурок в пепельнице Веры.

– Не знаю, – ответила Реджи и сунула бумажную полоску в карман рядом с английской булавкой. – Но это выглядит очень плохо.

Она решила не говорить им о полотенце с пятнами крови. Ради всего святого, Тара могла взять его, обнюхать, поднести к сердцу и впасть в транс.

– Для начала я не понимаю, что она здесь делала, – сказала Тара. – У нее ведь был свой дом, верно? И всевозможные интересные знакомые из театра, у которых тоже есть свое жилье. Зачем приезжать в эту лачугу?

– Поди догадайся, – сказал Чарли, пинавший пустые бутылки, разбросанные по полу.