слушаю, не бегут ли вслед. Переждал и обратно побёг. Ну, уж не побёг, а побрёл. Хорошо хоть знак на вашей повозке углядел, иначе пропустил бы.

— Уважаемый Нокай, от имени Ордена тебе благодарность, — неожиданно сказал Марчук.

Карницкий удивлённо посмотрел на старшего. Это за что же? Что такого сделал этот дряхлый чухей? Был бы кто похрабрей, так убил бы колдуна, хоть палкой ударил, хоть в болото какое завёл. А тут всего подвигов, что про Орден не рассказал и повёл не в Белоцарск, а вкруг.

— Как одолеем чужака, будет тебе медаль и денежное поощрение, — продолжил Аверий.

Нокай махнул рукой, будто и не был рад обещанной награде. А там для простого сельчанина деньги немалые — целых двадцать пять рублей, столько обычная крестьянская семья зарабатывает за целый год.

— Вот только довезти до ближайшей деревни не можем, а одного тебя там ведь в жарник отправят.

— Нет, я с вами поеду, — сказал старик. — Дорогу покажу. И вдруг вы спросить у чужака чего захотите? Я вам пригожусь.

— Что ж, отказываться не стану. Сядешь к Василю, покажешь, куда ехать.

Марчук отдал Нокаю остатки припасов, но чухей не захотел отсиживаться, мол, в пути поест. При помощи Василя вскарабкался на козлы, и карета поехала дальше. Карницкому пришлось сесть внутрь.

Остановились, лишь когда совсем стемнело, кое-как переночевали и тронулись в путь.

* * *

Невысокая пухлая девушка беззвучно рыдала в подушку, наружу прорывались только редкие судорожные всхлипы. Ее постель была бережно прикрыта белым полотном. Там, где прежде стоял туалетный столик, просматривался его силуэт в виде менее выгоревшей ткани, которой была обита стена. Приоткрытый шкаф, что прежде был заполнен платьями, показывал пустое нутро.

Стук в дверь.

— Отрадушка, открой! — послышался умоляющий мужской голос. — Ну, открой же. Ты же не хочешь, чтобы наш гость услыхал шум?

— Оставьте меня! — выкрикнула она и снова уткнулась в подушку.

— Отрада, открой, — повторил мужчина. — Иначе наш гость что-то заподозрит.

Девушка замерла, отшвырнула подушку прочь, подошла к двери, убрала засов и решительно открыла.

— Гость? Какой же это гость! — вскричала она. — Этот «гость» убил моего мужа, сделал твою дочь вдовой! Убил и Михея, и мою Дуняшу, и Желана!

Пожилой мужчина в дорожном платье втолкнул Отраду в комнату и затворил дверь.

— Я знаю, знаю! Но что мы можем поделать? Ты же сама видела, как он силён! Что мы можем супротив него? Ничего. Только постараться угождать ему.

— Но как же мой муж? Как же Светлан? Мне забыть о нём и улыбаться этому иномирцу?

— Да, улыбаться, — жёстко сказал отец Отрады. — Да, забыть. Не навсегда, а лишь пока Орден не убьёт его.

— Ну, и где этот Орден? Ты же сам говорил, что там одни мужики служат! Что они бездари тупоголовые! Что они только и могут, что безобидных иномирцев в жарниках жечь. Как они сладят с таким? Это же маг!

Барон Медянский скривился. Он не ожидал, что дочь запомнит его рассуждения. Но кто же знал, что иномирцы бывают и такие? Кто знал, что когда-то сам Медянский будет с нетерпением ждать появления тех самых мужиков, которых он часто и с удовольствием распекал во время ужинов? Да еще и Светлан, муж Отрады, рассказывал, что в столице нынче модно не то чтобы бранить Орден, но по меньшей мере выказывать недовольство его службой, хотя никто из столичных аристократов и в глаза не видывал ни одного иномирца.

Да и сам Медянский, завидев странного дворянина в необычном плаще, не сразу сообразил, что тот чужак. И смерть людей на станции, такая нелепая, такая невообразимая, что барон даже не понял всего ужаса! Ладно, если бы были трупы, брызгала кровь, слышались крики и стоны. Но как осознать, что вот эта кучка пыли только что была живым человеком? Немыслимо.

Приказ сесть в дормез барон выполнил, почти не осознавая, что он делает. Только когда Отрада разрыдалась на плече у мужа, Медянский понял, кто этот мужчина в плаще и с посохом.

А потом чужак сел к ним в карету. Отрада тут же позабыла, как дышать, но тот вёл себя спокойно, не говорил с ними, не ответил на робкий вопрос барона, а прикрыл глаза и будто бы задремал.

Трагедия произошла следующим утром, когда чужак положил руку на голову Светлана. Зять задергался, из его ушей и рта потекла кровь. Отрада зажала себе рот руками. Медянский тогда возмутился и спросил, зачем чужак это делает? Зачем их убивать? Тот же, не обращая на них никакого внимания, положил руку на голову Глеба, семнадцатилетнего сына Медянского. Потом чужак что-то сказал, и к удивлению барона, сын ответил на том же языке.

Глеб перевел речи иномирца. Тот пожелал отправиться в их имение и пожить там какое-то время. Что мог поделать барон? Только изобразить радушие и вежливо пригласить чужака в дом, стараясь не смотреть на искаженное лицо мёртвого зятя.

А ведь Медянские собирались уехать в Белоцарск до следующей весны и пожить в доме зятя, потому забрали отсюда все платья и даже кое-какую мебель, часть слуг захватили с собой, часть распустили, оставив только управляющего и одну служанку, чтоб они протапливали зимой дом и приглядывали за порядком. Самое необходимое осталось в повозке на той почтовой станции, остальное лежало в тюках и коробках для дальнейшей отправки поездом, о чем должен был позаботиться управляющий.

Барон твердо решил делать всё, что скажет страшный иномирец, улыбаться, не раздражать его вопросами. Главное — дождаться прибытия Ордена. А женские истерики раздражают всех мужчин, неважно, из какого они мира. Медянский не хотел лишиться вслед за зятем ещё и дочери. А эта дурёха никак не могла понять, что своими слезами делает только хуже.

— Я… я был неправ, — выдавил барон. — Они непременно скоро будут. А ты постарайся. Может, тебе и впрямь лучше посидеть какое-то время здесь. Иномирец еще молод. Вдруг ему захочется… кхм… Посиди здесь. Я сам принесу тебе ужин.

Медянского беспокоила не только дочь. Его глупый сын, обнаружив в себе умение понимать иномирца и говорить с ним, возомнил, что тоже может стать магом. И смерть Светлана лишь убеждала его в этом, мол, не каждый может выдержать магию, а он — Глеб — смог. А значит, в нем есть задатки для становления магом.

И в этом был виноват сам барон.