В конечном итоге мисс Блейк отдали почетное право наблюдать за пирожными.

– Чудесная идея. Кто ее автор? Ваша гувернантка? – спросил Смитфилд, глядя на Лили.

Маркус поймал себя на том, что вот-вот заскрежещет зубами от злости.

– Нет. Автор идеи – я. Мисс Лили всего лишь исполнитель.

Смитфилд хмыкнул.

– Так, значит, вы выступили с грандиозным предложением, а в жизнь его воплотила она. Поступок настоящего герцога. – Все это было сказано в обычной для Смитфилда насмешливо-суховатой манере, так что с чего бы ему обижаться? Но Маркус обиделся.

– Да, она справилась с поручением, и Роуз, похоже, обзаводится подругами, что и было главной целью этого раута. У девочки должен быть свой круг общения, не ограниченный только ее отцом и гувернанткой.

Смитфилд озабоченно нахмурился.

– Вы знаете, что признавать ее своей дочерью вы не можете даже в разговоре со мной. Все, разумеется, и так догадываются, но если вы озвучите этот факт, обществу придется отреагировать. И тогда может случиться так, что Роуз окажется в изоляции. Хочется верить, что не все дети, что сейчас играют здесь, объявят ей бойкот. Так что лучше придерживаться прежней версии о том, что Роуз – дочь вашей покойной кузины.

Проклятье! Маркусу хотелось броситься на Смитфилда с кулаками, тогда как тот всего лишь озвучил то, что было прекрасно известно и самому Маркусу. Да и Лили говорила ему об этом почти теми же словами, только раньше Смитфилда. Но если он, Маркус, герцог, то почему он не может просто взять и заставить людей делать то, что он, герцог, хочет?

Хотя если бы он мог просто взять и заставить всех плясать под свою дудку, сегодня он бы не делал того, что делает. Он бы сейчас гулял с Роуз и Лили в парке, а потом они бы вместе ужинали, а затем вместе бы уложили Роуз спать, после чего он бы уложил Лили в свою кровать и занялся бы с ней тем, что заняло бы куда больше прежних двух минут.

– Ваша светлость, спасибо за чудесный праздник. Какая интересная затея!

Это сказала одна из сестер Смитфилда: для Маркуса они обе были на одно лицо. Эта же сестра, схватив под руку какого-то господина, потащила его к Маркусу.

– Позвольте вам представить моего мужа, мистера Хотона. К сожалению, он не смог прийти к вам на ужин вместе со мной.

Мистер Хотон поклонился, и Маркус попытался вспомнить, о чем можно говорить с приличным джентльменом в приличном обществе.

О своей дочери Роуз он говорить не мог, как не мог отпустить лестное замечание по поводу убранства комнаты, поскольку они находились на свежем воздухе. Говорить о закусках он тоже не мог, поскольку сам ими угощал, и делать их предметом обсуждения было бы невежливо. Если угощение пришлось гостям по вкусу, они решат, что он нарывается на комплимент, что опять-таки невежливо, а если нет – право, не могли же они прямо в глаза ему об этом сказать! Это было бы вопиющим нарушением приличий, особенно с учетом того, что хозяин дома – герцог, а критиковать герцога не позволяют приличия. Одним словом, как в сказке: налево пойдешь, коня потеряешь… Ну, и в том же духе.

– Приятно познакомиться, мистер Хотон, – после долгого молчания выдавил из себя Маркус. – Я так рад, что вы все смогли посетить праздник моей… моей воспитанницы.

– Да, мои девочки в восторге. Разумеется, они потребуют, чтобы и мы устроили для них нечто подобное. Но даже если мы и последуем вашему примеру, нам с вами не сравниться. – Все это было сказано миссис Хотон. И как, спрашивается, ему на это реагировать? Если он скажет: «конечно, куда вам до меня», то выйдет еще хуже, чем с угощением, а если он возразит и скажет, что их праздник может быть ничем не хуже, то это будет наглой ложью, а лгать Маркус не хотел.

Разве что под давлением особых обстоятельств.

– Благодарю вас, миссис Хотон.

Она, кажется, не заметила отсутствия комментария.

– Достойна восхищения уже сама мысль о том, чтобы собрать всех нас вместе, взрослых и детей, организовать столько чудесных игр в такой восхитительный день… – При этом все четверо задрали головы и посмотрели на небо, затянутое, правда, не черными тучами, а всего лишь серыми облаками. – …И дать вашей воспитаннице возможность подружиться со всеми этими милыми ребятишками… Вы уже строите планы на ее будущее, ваша светлость? Подыскиваете для нее мужа среди этих юных джентльменов?

Ее елейный тон был еще и агрессивен. Бог знает, как ей это удавалось, но если она имела целью ему досадить, то у нее это получалось с блеском. Маркуса так и подмывало сказать ей все, что он думает о ней, ее муже и всех прочих ее родственниках по материнской линии. Но ради их со Смитфилдом дружбы и ради того, чтобы не портить праздник детям, в числе которых была и обожаемая им Роуз, Маркус промолчал.

– Кстати, о вашей гувернантке. Она работала в других семьях? – У мистера Хотона было странное выражение лица. Словно что-то не давало ему покоя. Вроде больного зуба. А может, его втайне травила собственная жена? На нее похоже.

– В семье викария. Где-то в провинции, – ответил Маркус. – А почему вы спрашиваете?

Мистер Хотон покачал головой.

– Ее лицо мне кажется знакомым. Вот я и думаю, не встречались ли мы раньше?

Маркус взглянул на нее. Лили как раз сейчас пыталась примирить две враждующих стороны: ребенка, который уже съел изрядное количество торта, и другого ребенка, который дразнил первого, кружась рядом с ним с блюдцем, на котором лежал аппетитный ломтик. Она почувствовала его взгляд и посмотрела на него. Лили разрумянилась, и в глазах ее блестели озорные искры, от которых глаза ее вспыхивали золотом. У Маркуса перехватило дыхание.

Он намеренно не приглашал ее в библиотеку уже неделю. Все вечера он проводил в одиночестве за бухгалтерскими книгами и прочими скучными занятиями.

Она, кажется, тоже ушла в себя, отдалилась от него, и Маркус не мог избавиться от мысли, что она нашла себе кого-то. Мужчину, который подходит ей больше, чем он, Маркус. И если так оно и есть, что же в этом дурного? Ничего. Лили взрослая самостоятельная женщина, и она вправе устраивать свою личную жизнь так, как сочтет нужным. Но почему-то от этих мыслей Маркусу делалось тошно. Мучительно тошно. И, черт побери, он не знал, как с этим быть.

– Мисс Лили! – Этот окрик – именно так, окрик, а не оклик, – раздался откуда-то из глубины библиотеки, дверь в которую была почему-то приоткрыта. Лили остановилась в растерянности.

– Ваша светлость?

Она скорее почувствовала, чем услышала его вздох. Он, похоже, готов был смириться с тем, что она продолжала называть его так, как требует титул, хотя ему это по-прежнему досаждало. Лили не поступала так ему назло. Она пыталась ему угодить, но трудно все время соотносить его пожелания с требованиями обстановки и решать по обстоятельствам, следует ли обращаться к нему «ваша светлость» или не следует. Кроме того, если она вдруг забудет произнести положенные слова в присутствии третьих лиц, репутация агентства может пострадать. Пойдут слухи о том, что они нанимают на работу людей, которые не знают, что прилично, а что нет.