Перед смертью Илья Яковлевич сделал знак младшему сыну, которого особенно любил, и стал шептать ему что-то на ухо, но тот уловил только два слова «сынок» и «долго». После этого он впал в забытье, никого не узнавал и бредил дальней дорогой, что предвещало смерть.

Пришли соседки, обмыли, прибрали покойника. По православному обычаю в последний путь отправляли в новой одежде. Но какие обновки в голодные годы? Давно всё выменяли на продукты. На семейной фотографии Илья Яковлевич сидит в сером костюме. В нём его и похоронили. Сокрушалась Наталья Денисовна, что пришлось надеть на покойного новую рубашку старшего сына. Велика была, пришлось сзади по вороту булавочкой прихватить.

Это была первая смерть в семье Брежневых, и перенесли её очень тяжело…

22 июня 1941 года Леонид подъехал к подъезду своего дома. Обычно, возвращаясь поздно, он лёгким свистом вызывал на балкон своего друга молодости Костю Грушевого. Перекидывались новостями. Жёны их дружили, дети играли на одной детской площадке. По воскресеньям и праздникам устраивали совместные застолья. Лепили пельмени, пекли пироги с мясом и рыбой. Под хорошую закуску ставили водочку. Оба были заядлыми охотниками. Ходили на диких кабанов. И в послевоенные годы в Днепропетровске они жили рядом. Когда мой отец приезжал из Днепродзержинска, Леонид звонил Косте: «Давайте все к нам. Яшка приехал». Мать передавала с сыном солёные огурчики и грибы.

Но всё это было после войны, а в тот роковой день Костя ждал друга. От него Леонид узнал, что началась война…

Во время одной из моих поездок в Дрезден Хельмут подарил мне письмо немецкого офицера, сохранившееся со времён войны.

«22 июня 1941 года. Летняя ночь солнцестояния, самая короткая и самая памятная в году. Вдали сверкает звёздный небосвод чужой страны. Как разделить небо на границы? Вот и рассвет. Ночные лягушки, отгуляв своё, замолкают. Запоздалые летучие мыши, сонно натыкаясь на людей и машины, совершают свой последний полёт. Огромные молодо зеленеющие поля сливаются на горизонте с небом. Блестящая странно неподвижная река, лай собак вдали, крик потревоженного петуха – всё это было чужое. Через несколько минут раздалась команда, и мы пошли, ломая тяжёлыми сапогами ромашки и одуванчики. Я не знал, чьи это ромашки, наши или чужие. Все шли, и я шёл. Для меня это было началом войны».

Леонид Брежнев прошёл всю войну от начала до конца. Он участвовал в освобождении Польши, Румынии, Венгрии и Чехословакии. На войне он провёл 1418 дней. За всё это время он ни разу не был в отпуске!

Мой дядя принадлежал к поколению тех, кто пережил горечь потерь и радость побед. В эти годы формировалась их мораль – они становились истинными патриотами своей страны…

В 1943 году из эвакуации из Алма-Аты в Днепродзержинск вернулась семья Леонида Ильича. В декабре его часть прибыла на станцию Гостомель. Он видел вдали огни родного города, но повидаться с близкими так и не смог…

Когда в антибрежневскую кампанию стало признаком хорошего тона обвинять во всех грехах бывшего генерального секретаря, в прессе пошли разговоры о том, что он был бездарен и потому не достиг высоких чинов в армии. Не следует забывать, что Леонид Ильич никогда не был кадровым военным и ушёл на фронт штатским человеком.

Кроме того, у него не было никого, кто продвигал бы молодого политрука по карьерной лестнице. В армии он был новым человеком и по большому счёту чужим…

* * *

До переезда в Москву я видела дядю редко. Из этих встреч я запомнила две.

Мне было четыре с половиной года, когда мы семьёй отправились к родственникам отчима на Украину. По просьбе Леонида Ильича, который видел меня только на фотографии, заехали в Днепропетровск. Дорога была дальняя, утомительная, и в первый день нашей с ним встречи я безумно хотела спать.

Дядя, со свойственной ему широтой, встречал нас по-царски – кормил обильно и всячески развлекал. Ему очень хотелось похвастаться своими достижениями, и он повёз нас показывать город. Потом на маленьком белоснежном катере мы плыли по Днепру вдоль живописных берегов. Взрослые о чём-то оживленно разговаривали, смеялись, а я, сидя у дяди на руках, совсем разомлевшая, клонила голову на плечо и тихо засыпала, вдыхая запах сигарет и одеколона. Он тёр мне глаза, подбрасывал в воздух, повторяя:

– Ну что ты тут разлеглась? Спать будешь потом, в поезде. Смотри, какая кругом красота!

Я усиленно таращила глаза и вновь валилась на его плечо.

Редкое внешнее сходство отца и дяди, тот же запах сигарет и одеколона окончательно сбили меня с толку. Вспоминая позднее эту поездку, я спрашивала маму, у кого на плече я спала – у Лёни или у Яши. Мама сердилась:

– Ну что ты такая бестолковая! Они не так уж и похожи.

* * *

Когда мне было восемь лет, мой дядя с семьёй жил в Алма-Ате. Как-то он позвонил маме и сказал, что будет по делам в Кустанае, до которого из Магнитогорска было несколько часов езды на поезде, и попросил приехать повидаться. Мы поехали. Была поздняя весна, всё кругом цвело, пахло отогретой землёй и первой травой. Всю жизнь стоит передо мной эта картина – мама и дядя Лёня, оба молодые, красивые. На пиджаке дяди и маминых пышных каштановых волосах лежали нежно-розовые лепестки яблоневого цвета… Помню, говорили о любви, и дядя вспоминал военные годы.

– Мама, почему дядя Лёня не женился на тебе? – спросила я, когда на следующее утро, распростившись, мы ехали на служебной машине на вокзал.

– Так тебя бы не было, – сказала мама.

– Как это не было бы? – удивилась я.

– Был бы кто-то другой.

– Что ты такое говоришь? – обиделась я. – Куда бы я девалась?

– Да, действительно, как это не могло быть такого сокровища! – засмеялась мама и крепко прижала меня к себе.

– Какая замечательная получилась бы пара! – вдруг вмешался шофёр…

Когда я выросла, моё отношение к дяде было неоднозначным. Я не всегда была согласна с его политикой и к некоторым решениям относилась критически, но как человека я его очень любила. Да и не любить его было трудно.

Вступая с ним в конфликты и выслушивая воспитательные речи, я не могла на него сердиться всерьёз. Подкупали его смешливость, отходчивость, чувство юмора и незлобивость. Моя неизменная фраза после пропесочек: «Покорно благодарю. Это было безумно интересно и поучительно», вызывала у него улыбку.

– Ну ладно, вижу, что поумнела, – говорил он и, поцеловав, отпускал с Богом.

Был он удивительно терпим к людям и отличался природным благородством, что часто встречается в настоящих мужчинах. Как