Хелен посмотрела вниз на трех сидящих за столом людей: Джозефа, молодого человека и женщину лет сорока. Они разговаривали. Комната была изолированной, возможно, оборудованной кондиционером — неимоверная редкость для Мюнхена, — дорого и со вкусом обставленной. На полуподвальную квартирку явно потрачено немало денег. Вероятно, она предназначалась исключительно для визитов Джозефа, и жильцы дома не хотели, чтобы соседи его увидели. Ну-ну…

Перед Хелен определенно была женщина, которая получила планы тюрьмы, так как своей одеждой она действительно могла бы соперничать с герцогиней Виндзорской. Ее платье, скорее темно-красного, чем бордового, цвета кричало о французском модельере и стоило очень дорого. Красивое лицо с умело наложенной косметикой, такие же темные, как у Джозефа, волосы. Может, это его сестра? А кто тогда молодой человек — сын или племянник? Юноше на вид лет восемнадцать-девятнадцать, его повседневная одежда тоже стоит немалых денег. Ради такого трио любой кутюрье продал бы душу.

Когда женщина в темно-красном платье от Диор высадила Джозефа в квартале от завода, Хелен выяснила еще одну вещь: она не была его сестрой, если только речь не идет об инцесте. Прежде чем Джозеф пересел из ее автомобиля в свою навороченную «БМВ», они обменялись страстным поцелуем. Так, значит, любовники. Рихтер, Рихтер… Вырисовывалась еще одна догадка, построенная на том, что молодой человек был года на четыре взрослее старшего ребенка Дагмар. Что, если Джозеф и эта женщина являются мужем и женой и его женитьба на Дагмар — двоеженство? Такой поворот не обрадует чрезмерно высокомерный клан прусских дворян с примесью крови итальянской аристократии!

На ужин семья собиралась в подобающей одежде, и Хелен, не новичок в этом деле, понимала, что это строгий костюм для мужчин и вечернее платье для женщин. Но она не наденет длинного платья! Хелен облачилась в короткое платье янтарного цвета с кружевной накидкой. «Этим цветом я смогу затмить обеих сучек! Золотистые колготки, туфли и сумочка золотого цвета и распущенные волосы знаменитого персикового оттенка Макинтошей. И никаких красок для волос! Подавитесь от зависти, анемичные, худощавые блондинки!»

Выражение лица Макена сказало ей, что он не видел никого столь красивого, а два лакея в темно-зеленых ливреях уставились на нее, чуть ли не разинув рот. С улыбкой на лице Хелен вплыла в гостиную, выдержанную в темно-красном и кремовом тонах с позолотой, где на нее в изумлении устремили взгляды все трое мужчин фон Фалендорфов.

Баронесса в изысканном одеянии угольно-серого цвета с белым отливом, который появлялся и исчезал во время движения, подошла к Хелен и коснулась ее щеки.

— Моя дорогая, какие красивые ножки! Вы, должно быть, занимаетесь балетом или гимнастикой.

— Нет, легкой атлетикой, — с протяжной медлительностью произнесла Хелен. Мисс Проктер могла бы ею гордиться.

— У нас сегодня складывается отличная компания за столом, — добавила Дагмар, тоже касаясь щеки Хелен. — Ровно три пары.

Она была одета в платье, украшенное воланами и бисером, пастельно-голубого цвета. Почему блондинки так любят голубое? Этот цвет им не идет. Платье просто кричит о своем китайском происхождении и заставляет женщину выглядеть лет на шестьдесят. О, Дагмар, Дагмар!

Барон, которому до сих пор еще не довелось пообщаться с Хелен, принес ей в качестве аперитива херес и отправился с ней под руку бродить по комнате, показывая свои любимые полотна.

— Я хотел бы заполучить Делакруа или Россетти, но все их картины уже в музеях, — со вздохом заметил он.

— А мне на этом поприще посчастливилось, — сказала Хелен с легкой злорадной улыбкой. — Я позаимствовала несколько полотен из коллекции Университета Чабба, но это в основном импрессионисты. А однажды фонду Парсона придется расстаться с работами Эль Греко, Пуссена и других известных живописцев, иначе отец не построит художественную галерею.

Барон, как заметила Хелен, давно сдал и потерял былую хватку. Этот пожилой мужчина жил в каком-то своем мире, подчиняясь жене и дочери. Хелен стало его жалко. И еще она заметила, что ему становится не по себе, когда он остается наедине с Куртом. «Я должна записать это в свою тетрадь, — наметила себе Хелен. — Курт заставляет их нервничать. Он со своими мюонами и прочими частицами стал слишком чужим для них. Конечно, дело в ядерной бомбе. Европа находится на первой линии огня, и ее жители жутко боятся бомбы. Достаточно было видеть, как они надеялись, что Джон Кеннеди их спасет. Его смерть усилила их паранойю. К тому же теперь выходит, что фон Фалендорфы сами воспитали ученого-ядерщика. Брр!

Появление детей стало для Хелен шоком. Скромно одетая молодая гувернантка привела их в гостиную, словно заводных кукол. Хелен пришла в ужас, узнав, что им не позволено питаться вместе со взрослыми, — сама она ребенком многому научилась за общим столом. Дети были очень вежливыми и скованными — два мальчика поклонились и щелкнули каблуками, а девочки присели в реверансе. Поразительно! Даже пятнадцатилетний подросток, у которого ноги уже покрылись волосами, был одет в шорты и гольфы до колен. Мартин и Клаус-Мария, старшие братья, оказались темноволосыми, хотя никто из четверых детей не унаследовал черный цвет волос отца. Анна-Лиза походила на девочку, способную доставить немало хлопот своей гувернантке. Тихая Урсель, самая младшая, как уверили Хелен, в будущем — многообещающий химик-исследователь.

Из мимолетного разговора с детьми Хелен узнала, что семья придерживается римско-католической веры. Почему же она была уверена, что они — лютеране? «Потому что я так решила, а он не стал меня поправлять. Он — физик, он верит в пространство и время и сказал мне, что нет жизни после смерти, опираясь на законы физики».

Обеденный стол оказался слишком большим для шести персон, особенно когда барон занял место в одном конце, а баронесса — в другом. Между Хелен и Дагмар, сидящими по одну сторону, расстояние превышало метр. Курт и Джозеф сидели на другой стороне; Джозеф — напротив Хелен, Курт — напротив Дагмар.

— Где вы познакомились с мужем, Дагмар? — спросила Хелен, когда суп, весьма посредственный, был унесен.

— В политехническом институте в Бонне, — охотно ответила она, сочтя такой вопрос допустимым. — Мы учились на одном потоке и оба изучали химию.

— А по каким дисциплинам вы получили степень бакалавра? Гуманитарные науки или естественные?

— Я не получала. Я знала, чем хочу заняться, и не стала зря тратить время.

— Вы не считаете, что четыре года в колледже могли бы помочь определиться, чем заняться потом?

Холодные голубые глаза презрительно окинули ее всю, от золота волос до золотистого кружева ручной работы.

— Глупая трата времени. Время — самое ценное и скоротечное в нашей жизни. Пока определишься, состаришься.

«Особенно одеваясь в такие платья», — сказали глаза Хелен.

— На мой взгляд, нельзя назвать пустой тратой то, что расширяет кругозор. Посмотрите на меня — обучение в Гарварде, регулировка движения на Куинсе. Учеба в Гарварде мне помогла.