— Превосходно! — воскликнула она. — И ни к чему так спешить— его светлость вполне может набраться терпения и подождать меня. Это частьмоего плана. Я намереваюсь преподать ему несколько довольно неприятных уроков,и первый состоит в том, что на меня не произвели ни малейшего впечатления егопрославленное имя и титул, а кроме того, я не собираюсь плясать под его дудку ипокорно выполнять все приказания.

Ровно в половине второго Уитни спустилась в малую гостиную,куда велела дворецкому проводить по приезде мистера Уэстленда. Помедлив немногоза дверью, она гордо подняла подбородок, повернула ручку замка и вплыла вкомнату.

Клейтон стоял, полуотвернувшись от девушки, нетерпеливопохлопывая желтовато-коричневыми перчатками по ноге, и смотрел в окно, откудаоткрывался вид на лужайку. Широкие плечи были расправлены, челюсти неумолимостиснуты, и, несмотря на задумчивую позу, от него исходили сдержанная мощь инепреклонная сила, которые Уитни всегда чувствовала и боялась в нем.

Девушка мгновенно ощутила, как капля за каплей исчезает ееуверенность. Как она могла тешить себя иллюзиями, что сумеет заставить егоотказаться от достижения цели? Герцог вовсе не похож на романтичного молодогоденди — поклонника, которому можно дать отставку всего лишь посредствомхолодной улыбки и вежливого безразличия. Ни разу с самой первой их встречиУитни не выходила победительницей в стычках с ним. Однако девушка мужественнонапомнила себе, что придется справляться с Клейтоном в одиночку лишь до приездаПола.

Уитни прикрыла за собой дверь, и замок громко щелкнул.

— Вы посылали за мной? — спокойным невыразительным голосомосведомилась она.

Последние двадцать минут Клейтон стоически сопротивлялся всерастущему раздражению: подумать только, она посмела заставить его дожидаться вкрошечной душной комнате, словно нищего, явившегося за подаянием! Приходилосьпостоянно напоминать себе, что прошлой ночью Уитни была жестоко оскорблена иунижена и поэтому сегодня, несомненно, выкажет свою ненависть тем, чтопостарается всячески доводить или провоцировать его на необдуманные поступки.

При звуках ее голоса Клейтон обернулся и в который разнапомнил себе о необходимости проявлять понимание и терпение, что бы она нисказала и ни сделала. Но при виде девушки он едва смог сдержать взрывнегодования. Подбородок вызывающе вздернут, губы поджаты, на плечах болтаетсядлинное бесформенное, черное платье. Вокруг тонкой талии повязан белыйпередник, а блестящие волосы спрятаны под уродливым чепцом.

— Вы успешно доказали свою точку зрения, Уитни, — короткобросил он, — позвольте теперь доказать мою. Я не желаю больше видеть васодетой, в подобные отрепья!

— Все в этом доме ваши слуги, — мгновенно вскинувшись,язвительно-смиренно ответила Уитни, — а я — самая ничтожная из служанок,поскольку представляю собой не что иное, как рабыню, которую ваша светлостькупил на невольничьем рынке.

— Не смейте говорить со мной подобным тоном! — предостерегКлейтон. — Я не ваш отец!

— Конечно, нет! — издевательски бросила она. — Вы мойхозяин!

В три шага Клейтон перекрыл разделявшее их расстояние и,взбешенный тем, что она срывает на нем злость на своего глупого папашу, схватилУитни за плечи, намереваясь хорошенько встряхнуть, но немедленно почувствовал,как напряглось под пальцами ее тело, готовое стойко вынести любые пытки.

Уитни подняла голову, и гнев Клейтона медленно растаял. Хотявеликолепные зеленые глаза сверкали презрением и бешенством, непролитые слезыпереливались в них, невольно выдавая, какую боль он причинил ей. Под глазамисинели круги, а румянец на щеках сменился смертельной бледностью.

— Неужели сама мысль о том, чтобы стать моей женой,доставляет вам столько мук, малышка? — глядя в это прелестное мятежное лицо,тихо спросил Клейтон.

Потрясенная неожиданной мягкостью, Уитни полностью потеряладар речи. Она хотела выглядеть холодной, неприступной, надменной — какойугодно, только не «несчастненькой» и обиженной — это равносильно тому, чтопризнать себя слабой и беспомощной. С другой стороны, вряд ли можно сказатьему, что эта мысль отнюдь не противна ей и, уж конечно, не причиняет никакихмучений.

В холле раздался нестройный взрыв смеха, сопровождаемыйзвуком шагов и громкими голосами, — трое из гостей Стоунов миновали гостиную попути в столовую.

— Я хочу, чтобы вы немного прогулялись со мной, — объявил Клейтон.

Он не просит, а приказывает, рассерженно отметила Уитни,однако молча подчинилась.

Выйдя из дома, они пересекли аллею и направились по покатомугазону к пруду. Клейтон остановился под красивым старым вязом, росшим околосамой воды.

— По крайней мере можно надеяться, что нам здесь никто непомешает, — пояснил он.

С языка Уитни едва не сорвалось, что меньше всего на светеона желает остаться с ним наедине, но смятение, охватившее ее, было слишкомвелико, и она не смогла заставить себя заговорить.

Сняв куртку, Клейтон положил ее на траву.

— Думаю, лучше нам все обсудить сидя, — посоветовал он,кивком указывая на куртку.

— Предпочитаю стоять, — с ледяным высокомерием бросилаУитни.

— Садитесь!

Взбешенная непререкаемым тоном, Уитни села, но не на егокуртку, а на траву, подогнув под себя ноги и глядя на воду.

— Вы совершенно правы, — сухо заметил Клейтон. — Вашимлохмотьям уже ничего не повредит, но будет жаль, если моя любимая курткаиспачкается.

И с этими словами он поднял куртку, накинул на ее напряженносведенные плечи, а сам устроился рядом на траве.

— Мне не холодно, — сообщила Уитни, пытаясь сбросить куртку.

— Превосходно. В таком случае мы можем избавиться от этогоуродливого чепца.

Протянув руку, он снял крохотный чепчик с головы Уитни.Девушка мгновенно вспылила и, залившись краской, разъяренно прошипела:

— Вы грубый, несносный… Но при виде веселых искорок в серыхглазах поспешно стиснула зубы.

— Продолжайте, — поощрял Клейтон. — Кажется, вы остановилисьна том, что я несносный…

Ладони Уитни положительно чесались стряхнуть пощечиной с егофизиономии издевательскую ухмылку, но она сдержалась и глубоко, прерывистовздохнула.

— Хотела бы я найти верные слова, чтобы объяснить, какненавижу вас и все, что вы олицетворяете.

— Уверен, что будете продолжать искать, пока не добьетесьсвоего, — дружелюбно согласился он.