Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мою правую руку сунули в таз с теплой водой, но было слишком поздно. К этому моменту мои пальцы уже разморозились. Со зрением у меня по-прежнему было неважно, но все же я видел достаточно хорошо, чтобы понять: они чернеют, как гниющие бананы. Гйалук принес мне чай. Он ничего не мог сказать, только повторял все время: «Как жаль, как жаль, как жаль».
– Мне нужно снять твои ботинки, – сказала Ирени; голос ее стал мягче.
Я сидел, как беспомощный ребенок, пока она снимала обувь с моих опухших ног. Они были все в крови и разбиты, как у прима-балерины, но каким-то образом избежали обморожения.
Далее она почистила и перевязала мою мертвую банановую руку.
– Иди отдыхать, Саймон.
– Очень жаль, что так вышло с Марком, Ирени.
Она сумела изобразить слабую улыбку.
– Это не твоя вина. Люди сами делают свой выбор. Я из-за этого тоже плохо себя чувствую. Мне следовало остановить его, не пустить. Его здоровье беспокоило меня. Мы с Тадеушем даже думали оставить его в ПБЛ, но потом решили отпустить его, надеясь, что Мингма присмотрит за парнем.
«В отличие от тебя, козел».
Я направился к палатке Ванды. Полог был расстегнут, Ванда лежала на животе, накрыв голову руками в перчатках, словно боялась, что ее ударят.
– Ванда?
Она не подняла голову. Сейчас она казалась меньше, чем я ее помнил.
Я заполз внутрь и лег рядом с ней.
Она повернулась ко мне лицом, и я понял, что она плакала.
– Что там случилось?
– Я потерял его, Ванда. В какой-то момент он был позади меня, а потом вдруг пропал. Наверное, он попытался вернуться обратно к веревкам и сорвался.
– Ирени говорит, что вы с Марком ушли без Мингмы.
– Да.
– Но ведь Мингма велел вам оставаться на месте и ждать его.
– Марк не стал его ждать. Он очень хотел попрощаться со своей мамой.
– Всё еще есть шанс, что его найдут. Многие люди выживали после ночевки в горах.
– Да.
– А ты нашел Джульет?
– Да.
«А еще я нашел Эда».
Он открыла мне свои объятья; так мы и заснули вместе, объединенные горем.
На следующий день погода испортилась, разгулявшийся жестокий ветер превращал даже короткую перебежку к общей палатке в серьезное испытание. Палатки в верхних лагерях были сметены и сброшены с седла; альпинистам, застрявшим в Лагере II, оставалось только молиться, чтобы пережить эту ночь. Нам с Вандой не пришлось ничего говорить друг другу, мы оба понимали, что это означает. Если Марк был жив, когда я видел его в последний раз, то сейчас уже точно нет. Просто невозможно выжить после такого падения температуры. Тадеуш прослушивал переговоры по рациям, все мы без надежды надеялись, что команды, находящиеся выше нас на горе, вдруг сообщат о чуде.
Но они молчали.
– Мне очень жаль, Саймон, – сказал Мингма, глядя на мои пальцы. – Но чик-чик.
Ирени бросила на меня сочувственный взгляд.
– Их еще могут спасти, Саймон. Не переживай слишком по этому поводу.
– Я и не переживаю.
Это была правда. Пальцы как будто мне и не принадлежали. Они ужасно распухли и покрылись черными волдырями (сейчас у меня действительно были «глаза на пальцах» – точнее, непристойного вида черные зрачки на кончиках). Мингма и Дордже собирались вокруг, когда Ирени меняла мне повязки, и с любопытством следили за тем, как эта чернота прогрессирует. Мне приходилось учиться обходиться левой рукой, и даже простейшие задачи – одеться, поднести ко рту ложку риса, подтереть задницу – превращались в монументальные свершения.
– В Катманду есть отличная больница, – сказала Ирени. – И мы уже скоро будем там.
– Слышно что-нибудь о Малколме? – На самом деле мне было все равно; просто хотелось перевести разговор на другую тему.
– Да. Состояние стабильное. Его скоро отправят самолетом домой.
– Это хорошо.
С перебинтованной, как у мумии, рукой я вышел из общей палатки и стал искать Ванду. Другие команды паковались и готовились отправляться по домам, в базовом лагере постоянно раздавалось недовольное ворчание грузовиков. Я мало что помню о своем возвращении из ПБЛ, кроме того, что я почти радовался пульсирующей боли в руке и ноющей в лодыжке: это отвлекало от навязчивых мыслей о том, что произошло наверху.
Ванда ждала меня перед своей палаткой.
– Тадеуш попросил меня сложить вещи Марка и отослать его родным.
После моего возвращения в базовый лагерь он не сказал мне и двух слов. Не думаю, чтобы они с Ирени винили меня в том, что случилось с Марком, – если уж на то пошло, скорее они винили в этом себя, – но он все равно держался от меня на расстоянии.
– Я помогу тебе.
– Ты уверен?
– Да.
Она кивнула.
Я не мог позволить ей сделать это в одиночку – хотел, но не мог. Когда мы вытряхнули содержимое его сумок на ее спальный коврик, в мое сознание вновь просочилось то, что я увидел как раз перед тем, как Марк исчез: Эд, стерильный зал ожидания, женщины с паучьими ногами и темная фигура, стоявшая перед телом Джульет. Руки у меня задрожали, и я попытался сжать в кулак забинтованные пальцы – пронзительная боль помогала прогнать навязчивые видения.
– В том, что случилось с Марком, нет твоей вины, Саймон.
– Да.
Я вполне мог разделить его судьбу, если бы боль в моей размораживающейся руке не вывела меня из ступора. И если бы Эд не удержал меня от падения в ледяную расселину. Не нужно об этом.
– Послушай меня. Ты был его другом. Ты пытался помочь ему. Ради него ты отказался от восхождения на вершину.
Я вдруг разозлился на нее, подумав: «Вершина – это еще не всё, Ванда».
– Я должен был вести себя жестче, чтобы остановить его.
«Должен был хотя бы попытаться».
– А когда он исчез, мне следовало упорнее искать его.
– Ты там ничего не мог сделать, Саймон.
– Откуда тебе знать? Тебя же там не было. – Она вздрогнула. – Прости.
– Ничего. Давай продолжим.
Мы молча перебирали его одежду и книги – от этого нам становилось лучше. Мы нашли томик Т. С. Элиота «Бесплодная земля» с дарственной надписью, адресованной Джульет, – какой-то школьный приз – и айпод, причем я никогда не видел, чтобы он им пользовался. Аккумулятор был почти полностью разряжен, но его хватило на то, чтобы пролистать плейлист. В основном там была классика, но почему-то он включал и популярные песни старой школы – «Битлз», «Роллинг Стоунз», Питер Гэбриэл. Печально. Среди его вещей Ванда нашла плюшевого медвежонка с вышитой на животе миниатюрной картой Непала и еще одну фотографию Джульет на фоне Альп. Она была молодой и счастливой, в синих шортах для скалолазания на крепких загорелых ногах.