Кроме смердящей туши, о произошедшем поединке напоминал только пустой дверной проём дровяника, да почти высохшее тёмное пятно на земле. Даже многочисленные щепки уже были собраны и припрятаны – в хозяйстве всё сгодится.

– Вот! – брат Губы, заприметив меня, вытащил из дома вычищенную кольчугу. – Готово!

– Благодарю.

Я не хотел надевать броню – и без неё было жарко, а ведь солнце ещё далеко не в зените… Однако выбора не оставалось – парнишка смотрел такими глазами, что спрячь я кольчугу в сумку, он треснул бы меня топором.

Металл сдавил тяжестью плечи, колечки слегка звякнули, а взгляд привычно зацепился за едва заметное марево.

Я закрепил на боках лошади седельные сумки и оба арбалета. Запихав перчатки за пазуху, сунул ногу в стремя и спустя миг уже покачивался в седле. Тоненькая аккуратно, больше для порядка, взбрыкнула, а ветерок растрепал ей гриву. Всё было готово к путешествию.

– Ты обещал помочь, – я обратился к Губе, который глядел на меня, прикрыв глаза ладонью.

– Да, – коротко ответил тот.

– Нужно, чтобы твой брат поехал со мной.

Паренёк вскрикнул от радости и взъерошил грязноватой пятернёй короткие волосы. Губа ничего не сказал, а только протянул ему топор, с которым, похоже, никогда раньше не расставался.

Ни прощаний, ни уговоров – ничего. Мужчина только тяжело вздохнул и негромко спросил:

– Куда пойдете? К Мунро?

– Нет. К Ван-Прагам, – просто ответил я, слегка поддав пятками бока Тоненькой.

Последним, что я услышал, прежде чем двор оказался за спиной, было невесёлое: – От ить!

– Слушай, как мне тебя называть-то? – немного смутившись, спросил я. Выяснить имя паренька раньше, мне отчего-то в голову не приходило.

Мы отошли уже на приличное расстояние от дома Губы и оказались почти у той рощи, откуда сегодня утром начался мой путь. Ветер приносил свежесть и лёгкий запах воды – река, невидимая из-за холмов и деревьев, давала о себе знать.

– Зови Младшим, меня все так называют. И братья, – парень на миг сбился, – и все остальные.

Копыта ритмично постукивали, убаюкивая и навевая сон. Порошки, принятые перед схваткой, перестали действовать, уступив место слабости и усталости. Плавные покачивания седла тоже не добавляли бодрости, и я то и дело клевал носом.

Хотя в целом, стоит признать, я чувствовал себя значительно лучше, чем можно было предполагать. Не знаю, что оказало такое целебное действие – вчерашний отдых или снадобье интерфектора, но последствия удара багром по голове практически не ощущались. Так, лёгкое головокружение и небольшая шишка на затылке.

– Если дальше вдоль реки идти, то выйдем к боевому поместью беллатора Мунро, – сообщил Младший. Он, ухватившись одной рукой за стремя, то ли быстро шёл, то ли медленно бежал рядом с Тоненькой. – Часа через четыре.

Я покачал головой. Ехать прямо к Мунро было нельзя, сперва необходимо заручиться поддержкой со стороны. Это стало очевидно после разговора с Кирклином – авторитет интерфектора – тем более мой, поддельный – ничего не стоил в глазах его господина.

– Нужно к Ван-Прагам, – напомнил я.

По словам Губы, их род слабел – всё больше деревень и дворов уходили из-под защиты, отдавая предпочтение другим беллаторам, среди которых первым был, разумеется, Мунро. И значит, лучших союзников не найти – теряя влияние, они вряд ли прониклись тёплыми чувствами к более удачливому коллеге.

– Тогда нам туда, – паренёк махнул рукой в сторону, вглубь полей. – К вечеру доберёмся.

– Почему к вечеру? Ты вчера успел и туда, и обратно вернуться!

– Так я же ближней дорогой шёл – прямо от дома, через овраг. И только обратно долгим путём, из-за лошади. Да и жарко сегодня…

Солнце медленно ползло по небу следом за нами – с востока на запад. Мы кружили по переплетению тропинок, иногда практически незаметных и заросших травой. Вся эта густонаселённая местность, усеянная невысокими холмами и перелесками, была покрыта настоящей сетью из дорог и дорожек – узких, пыльных и как будто бесконечных.

Казалось, все окрестные обитатели, отправляясь куда-нибудь, считали дурным тоном идти проторённым путём и непременно прокладывали новую тропу, о которой после начисто забывали. Эта паутина оплетала как крупные деревни с десятками домов, так и одинокие дворы, наподобие того, которым владел Губа.

Часть поселений оставалась в стороне от нашего пути – одни, заняв холм, ютились на его склонах; другие, взобравшись на невысокие сваи, стояли у быстрых ручейков и белели гладкими стенами.

Однако некоторые мы проходили насквозь. Чаще всего они состояли из одинокой и практически безлюдной улицы, вдоль которой как грибы росли дома. Кое-где сидели старики, приглядывающие за совсем маленькими детишками – те в основном копошились в пыли, занятые своими непонятными делами. Иногда встречались крестьяне, отдыхавшие от трудов. Заметив нас, мужчины замирали на месте, хмуро поглядывая вслед, а женщины просто опускали головы.

Ни приветствий, ни разговоров – лишь тяжёлое молчание или злой шёпот вслед.

Почти везде – и в деревнях, и на одиноких дворах – где-нибудь на видном месте был приколочен круглый щит, украшенный странным рисунком. Выведенные углём неровные круги соприкасались друг с другом, нависая над неразборчивой подписью, выполненной чьей-то неумелой рукой.

– Что это? – спросил я, впервые увидев «украшение» на фронтоне высокого – аж в три этажа – дома.

– Где? – Младший завертел головой.

– Да вот же!

Паренёк посмотрел туда, куда указывал мой палец и с недоумением сообщил:

– Дом… Большой.

– Щит, – немного раздражённо пояснил я. – Почти у самой крыши.

– А… так это клейп. Клейп рода Мунро.

– Никогда о таком не слышал…

– Клейп – это… клейп, – смутившись пояснил Младший. Непросто рассказывать о привычных вещах. – Знак, что беллатор Мунро защищает людей, которые здесь живут.

Мне доводилось читать о таких штуковинах. Правда, в книгах они назывались символами власти, от которых крестьяне не могли отходить дальше, чем на тысячу шагов – таков был закон. Нарушителям, на первый раз, привязывали к ногам камни, а на второй – подрезали сухожилия. Хорошо, что те времена давно прошли.

– А люди платят ему за заботу, – добавил я.

– Не платят, а благодарят, – поправил меня паренёк. – И это справедливо, ведь воину нужна лошадь, нужно оружие, нужно что-то есть!

Я согласно кивнул. Главное только, чтобы эта «благодарность» вновь, как раньше, не стала зависимостью.

– А что за рисунок такой странный?

– На клейпе положено изображать первого врага, убитого основателем рода. У беллатора Мунро – это рыжий гривастый медведь.