— Мы не подаем милостыню, — отмахнулась от меня властная женщина, отвечая на телефонный звонок, — да? Вы не хотите в суд? И? И? Хорошо, наши банковские данные у вас есть.

— Но мне не нужна милостыня! — возмутилась я, — я Анна Рилмун, работала здесь несколько месяцев назад.

— А, так вот как выглядит теперь пропавший работник. И что вы хотите? Мы с вами, кажется, рассчитались, — положив телефонную трубку, произнесла она.

— Я хотела поговорит о Кэвине. Вы его мама, вероятно? — начала я разговор издалека.

— Ближе к делу, — твердо остановила меня собеседница.

— Я была его невестой, — произнесла я надломившимся голосом, — и я подумала, что…

— Вы хотите денег? Невеста не жена, поэтому вам здесь не на что рассчитывать.

— При чем тут жена? — опешила я.

— Так значит, вы беременны и думаете, что ребенок его? Без теста на отцовство даже не смейте заговаривать об этом. Вы ничего не получите.

— Да не нужны мне ваши деньги! — возмутилась я.

— Не деньги? Тогда что? Фамилия? О! Я поняла. Вы хотите вписать своего отпрыска в наследство моего мужа как внука? — сузив глаза, зло посмотрела она на меня.

— О чем вы вообще говорите?! — шокировано спросила я, — я лишь хотела поговорить о Кэвине!

— Поговорить о нем? Зачем? — искренне удивилась она.

— Узнать о том, каким он был, — поникшим голосом объясняла я, — что любил в детстве, чем увлекался….

— Каким он был? Обычным ребенком. Я не ходила за ним по пятам, как мать-наседка.

— А чем хотя бы он увлекался?

— Обычными детскими вещами, — отмахнулась женщина, — он был мягкотелым… Таким и вырос. Но, к счастью, его брат унаследовал мой характер, а не характер слабака-отца.

— У него был брат? — от удивления опустилась я в кресло напротив собеседника, — я никогда не слышала о нем.

— Я так вижу, ты вообще ни о чем не знаешь, — облегченно вздохнула она и рассмеялась, — покинь мой кабинет.

— Так расскажите же мне о том, что я не знаю! Мне жизненно необходимо узнать о нем больше: как жил и как…погиб. Оказалось, что я даже не знаю подробностей той катастрофы.

— Пошла прочь отсюда, — внезапно вспылив, закричала она.

— Ой. Я задела вас за больное? Конечно, вы же тоже любили его, вам до сих пор тяжело говорить об этом… Прошу, простите меня, — встав с кресла, попятилась я.

Но, подойдя к двери и раздумывая о том, что я сделала что-то плохое, я чувствовала необходимость исправить ситуацию хоть как-нибудь. Но как поднять настроение огорченной женщине?

Да, все любят подарки! Я подарю ей цветочек Дори.

Повернувшись обратно, я подошла снова к матери Кэвина и положила ей на стол неувядающий синий цветок, который так и лежал в кармане жилетки еще с поселения Творцов. После этого, еще раз извинившись, я вновь направилась к выходу. Но, взявшись за дверную ручку, я помедлила. Неужели я могу так просто оставить ее в расстроенных чувствах?

Нет, я должна попробовать утешить ее. Конечно, она отталкивает меня, но…

— Ты правда думаешь, что я его любила? — внезапно заговорила она, прервав мои размышления.

— Что? — не поверив тому, что услышала, обернулась я к говорившей.

— За что его любить? Его не за что любить, — произнесла она, любуясь цветком в своих руках, — и не надо пытаться убедить меня, что его любила ты. Что за чушь!

— Я любила его, — ошарашено вымолвила я.

Что с ней произошло? Почему она говорит такие страшные вещи?

— Он с детства был тюфяком. Постоянно бегал за мной с криками «мама, мама», — жестоко передразнила собеседница своего сына, — за ним постоянно нужно было ходить следом. То он упадет с лошади, причем ровно под копыта; то стремится утонуть в бассейне. Будто и без этого я мало его терпела! Разве нормальный ребенок, который должен унаследовать огромную корпорацию после смерти отца может быть таким…слабым? Ему лишь бы бездомных котят подбирать. Вроде тебя. А теперь я должна разбирать за ним дела его жалкой фирмы?

— Вы не можете на самом деле так думать, — в ужасе прикрыв руками рот, произнесла я.

— О, поверь, могу. Я слишком много работала над своей жизнью, чтобы довольствоваться таким ребенком. Думаешь, легко было обратить внимание богатейшего человека, которого ты даже представить не можешь, на себя, на обычную девушку из бедной семьи? Я не была ни особо красивой, ни умной, ни творчески одаренной. Но я была сильной и упорной. И я смогла завлечь отца Кэвина, смогла женить его на себе. Поэтому такой ребенок был сущим наказанием. Жалеешь, что он умер? Это был самым хорошим исходом для него, он не смог бы выжить все равно. И дело его отца обязательно разорил бы, я уверена. Он не умел добиваться своего, потому что, видите ли, правда и помощь другим ему были дороже! Он не был создан для этого мира.

— Но вы же его мать! — пыталась остановить я ее речи.

— Я мать, да. Но, к счастью, теперь лишь одного ребенка. Увидев, что из первого не выйдет толку, я родила второго. И хотя бы он оправдал мои ожидания. Он был сильным и целеустремленным с самого детства. Для него не было нерешаемых задач, независимо от цены желаемого. Я нарадоваться не могла на него. Но он все равно был младшим ребенком, а наследником должен был стать все равно старший. Мужу было все равно, что будет с нами после его смерти, иначе бы он изменил завещание. И вот, пол года назад мой муж слег в больницу. Он уже совсем стар, и ситуация стала критической.

— Вы же не…, - ужаснулась я внезапной догадке.

— Я? Ну что вы, конечно, нет. Это слишком рискованно. А вдруг меня бы поймали? Это был бы ужасный скандал.

— Ох, — с облегчением и стыдом за свою догадку, выдохнула я.

— …но я не могла останавливать своего младшего сына.

— Нет, — покачала я головой, — нет, нет, нет…

— И пусть подобная мера, на мой взгляд, несколько радикальна, но должна признать, что самая действенная.

— Замолчите, замолчите! — пыталась я перебить ее слова, прижавшись спиной к двери.

— Конечно, даже мой младший сын не идеален. И мне пришлось помочь ему с поиском нужных людей для этого дела…

— Замолчите! Прекратите говорить эти ужасные вещи!

— Ужасные? Я лишь заботилась о своем сыне, — искренне удивилась она моим словам.

— Вы не заботились ни о ком, кроме себя! Детей рожают, чтобы любить их, а не использовать ради достижения своих целей! Вы способны лишь причинять боль другим!

Не желая слышать дальше откровений