Три года назад Глебушка замотал убийство молодого человека. Трудно сказать, что там произошло, от чьей руки несчастный юноша принял смерть, главное, что Ижевского попросили замять дело. А если вспомнить, что как раз примерно в это время он соизволил жениться на своей давней подруге, на минуточку, судебно-медицинском эксперте, то легко догадаться, каким образом он это осуществил.

Уговорил Настю дать фальшивое заключение в обмен на брак. Видимо, очень уж влиятельные люди попросили, раз свободолюбивый Глеб расстался ради этого с привольным холостяцким житьем.

В обмен на подлог ему дали повышение, а когда понадобилось решить новую проблему, выбор снова пал на него, как на человека замазанного и лояльного.

Что ж, Глебушка не подкачал. Кто-то из руководства свистнул у Еремеева фляжку, передал ее Ижевскому, который стал ждать подходящего трупа, чтобы ее подбросить.

К счастью, в первое же дежурство подвернулась превосходная оказия. Глеб, носивший при себе чужую фляжку, улучил момент и как бы выкатил ее из-под коряги, и никто ничего не заметил. Члены следственной бригады, сплошь городские жители, не задумались, что улика выглядит слишком чистенькой для предмета, два месяца пролежавшего в лесу.

Ну а дальше дело техники. Когда знаешь пункт А и пункт Б, то прямую между ними как-нибудь прочертишь.

Глеб пособирал примерно подходящих глухарей и вскрыл серию под всеобщее ликование. Кому не хочется избавиться от безнадежного дела? Районные следователи радостно освобождали свои сейфы, и в голову им не приходило проверять, действительно ли преступления так похожи между собой, как утверждал Глеб.

Заключение по трупам давала не Настя. Чтобы не разводить семейственность, это поручили другому эксперту, но супруга Ижевского – прекрасный специалист, кандидат наук, почему бы не прислушаться к ее мнению? Ведь медицина, как не устает повторять Наташин муж-хирург, не точная наука.

А показания парнишки из медучилища? Во-первых, никто не запрещает Еремееву разговаривать с молодыми людьми, даже если они после этого и пропадают, а во‐вторых, видно, что по этому свидетелю тюрьма плачет горькими слезами.

Где-то за что-то прихватили, а Глеб тут как тут. Дашь такие-то показания, и я тебя отмажу. Уровень парнишки, конечно, не тот, чтобы попасть на карандаш к следователю городской прокуратуры, но маловероятно не значит невозможно.

А вернее всего, Ижевский сговорился с оперативником, который поступил, как Жеглов в фильме «Место встречи изменить нельзя», когда подбросил кошелек. «Мы абсолютно уверены, что убийца Еремеев, – сказал оперативнику Глеб. – Точно-преточно, зуб даю. Только доказательная база слабовата, надо ее подкрепить свидетельскими показаниями. Может, есть у тебя подходящий осведомитель? Ведь нельзя же позволить, чтобы этот гад избежал наказания, верно?»

И из самых лучших побуждений оперативник подучил своего малолетнего стукача.

Юноша, который дал ключевую примету, что убийца одноглазый, вроде бы из приличной семьи, но с ним тоже могли поработать. Кто его знает, как он разнообразит свой досуг? Хотя нет, два фальшивых свидетеля в одном деле – это подозрительно. Это надо всю следственную бригаду в свои планы посвящать. Вернее всего, с этим молодым человеком поработал кто-то из номенклатуры, пообещал устроить в институт в обмен на ложные показания, и мальчик поддался искушению. Почему бы не солгать малость, когда судьба решается? Все так делают.

А может, и действительно напал на него одноглазый человек, бывает, что события складываются абсурдно и нелепо.

После того как Глеб все это провернул, уж подкинуть листок из блокнота НПО к очередному подходящему трупу в качестве завершающего штриха и вишенки на торте сам бог велел.

Преступник изобличен, дело передается в суд, и начинается апофеоз, в котором счастливы все. Директор НПО со всей своей грядкой избавились от свидетеля их преступления. Районные прокуроры в экстазе, что улучшили показатели, спихнув Глебу безнадежные дела.

Ижевский наслаждается репутацией великого сыщика и предвкушает очередное повышение.

Настоящие убийцы юношей тоже вздохнули свободно – за их преступления ответит какой-то левый пассажир, и больше их искать не будут.

Сама Ирина тоже может примкнуть к этому счастливому финалу. Вынесет приговор, прогонит Кирилла, и только руки подставляй под поток благ, который на нее польется.

И цена этой всеобщей благодати – всего лишь одна-единственная жизнь.

Ирина вздохнула.

Конструкция у нее выстроилась логичная, но зыбкая и доказательно не подкрепленная.

Комбинация сложная до фантасмагории, только руководителям НПО есть что терять. Если всплывет… Нет, не так. Кому надо, те давно правду знают. Если вдруг обстоятельства аварии получат огласку, то перед директором «Авроры» замаячит не просто ай-ай-ай, не выговор и даже не понижение, а высшая мера наказания. Десятка – это минимум, а для изнеженного номенклатурного сыночка зона – все равно что расстрел, да и партийный лидер, организатор и вдохновитель этой конкретной победы тоже не может рассчитывать в лагере на теплый прием. Зэки идеологических работников ой как не любят.

Страх за свою жизнь – лучший двигатель фантазии. Ребята сидели, тряслись, а потом кто-то из них вспомнил, что есть у него карманный следователь. И родилась изящная комбинация. Только как ее теперь доказать, как разрушить этот воздушный замок? Нужно повторно расследовать убийства молодых людей, оспаривать результаты судебно-медицинских экспертиз, плотно работать с малолетними свидетелями, причем не пытать их в ментовских застенках, а проводить тонкую оперативную работу. Поднять убийство трехлетней давности, потому что его раскрытие – ключ ко всей цепочке.

Кто станет всем этим заниматься? И кому позволят это делать?

Вот именно, никому. Только посмотри в сторону верхушки, сразу начнется вой про государственные интересы.

Допустим, в системе есть множество людей, которых тошнит от Глеба Ижевского. Их даже подавляющее большинство. Ради того, чтобы насолить ему, они готовы работать сверхурочно и по-тихому, неофициально. Узнать там, спросить тут, заглянуть в архив… Это займет не то что годы, десятилетия, а бедняга Еремеев так и будет париться в СИЗО?

Надо с ним решать, а у нее вместо железных доказательств две умозрительные логические схемы: одна выстроена Глебом, другая – ею самой. Как религия: вроде бы Бог есть, а вроде бы и нет, но точно не узнаешь, пока не умрешь.

Ирина засмеялась.

Тут в дверь постучали, и вошла Вера Ивановна. Сегодня она снова была одета в какие-то старые немодные тряпки, но странным образом ее вдруг обретенная миловидность никуда не исчезла.

Ирина усадила ее на старый дощатый стул с истершимся дерматиновым сиденьем, страшненький, но очень удобный, опустила кипятильник в банку с водой, а сама выглянула в окошко. Так и есть. Сухофрукт прогуливается по набережной, бросая кусочки хлеба голубям.