— Не знаю, — простонала Сара, и в глазах у неепоказались слезы. — У меня с самого утра ломило поясницу и болел живот, ноя думала, что это оттого, что я слишком часто брала Александра на руки…

Александр был уже довольно тяжелым ребенком, но по-прежнемулюбил, чтобы его носили на руках.

— О боже! — ахнул Франсуа. — Так у тебя этопродолжается с самого утра? Почему ты ничего мне не сказала?!

Ее лицо, искаженное мукой, на мгновение сделалось виноватым,и Франсуа удержался от дальнейших упреков. Тем не менее он еще не отказался отсвоего намерения донести ее до дома на руках.

Он не хотел, чтобы она рожала вот так, в лесу, на траве, нотолько он собрался подхватить Сару на руки, как она вся напряглась. Теперь ужеФрансуа мог только помогать ей, поддерживая ее плечи и голову.

Сражаясь с приступами боли, Сара лишь хрипло стонала, изовсех сил напрягая мускулы. Лицо ее, еще недавно совсем бледное, стало багровым,пот градом катился по лбу и щекам, заливал глаза, а у Франсуа не было дажеплатка, чтобы вытереть пот. Он уже хотел разорвать свою рубашку, когда Саравдруг издала пронзительный вопль, и он невольно вздрогнул, мгновенно припомнив,что означает этот крик. Выпустив плечи Сары, он поднял ей юбки и разрезал ножомсвободные панталоны.

Сара вскрикнула еще раз, и ребенок — крошечная девочка —очутился прямо в подставленных ладонях Франсуа. Она была живая, здоровая иужасно горластая — Франсуа понял это уже через несколько секунд.

— Сара… — сказал он, глядя на свою жену, которая лежалана траве с блаженной улыбкой на лице. — Когда-нибудь ты убьешь меня, Сара!Я слишком слаб, чтобы выносить все это!

Франсуа действительно чувствовал себя старым, усталым иразбитым, но он знал, что это только временно, минутная слабость, следствиепережитого волнения и что чудо, которому он только что стал свидетелем икоторое имело к нему самое непосредственное отношение, стоит того, чтобытревожиться и волноваться.

Наклонившись к Саре, он поцеловал ее, а она прошептала емуслова любви и благодарности. — Потом он перевязал и обрезал пуповину своимохотничьим ножом и, передав девочку Саре, сел на землю рядом с ней.

— На этот раз, как видишь, все прошло гораздолегче, — промолвила Сара, и Франсуа согласно кивнул. Он все еще был подвпечатлением пережитого и никак не мог прийти в себя. Больше всего его удивляловыражение безмятежного, спокойного счастья, которое сменило гримасу боли налице Сары.

— Как ты могла не почувствовать, что вот-вотродишь? — спросил он, стараясь унять дрожь в руках.

— Не знаю… — Сара смутилась. — Должно быть, япросто была вся в своих заботах.

С этими словами она расстегнула рубашку и приложила дочь кгруди. Та быстро нашла сосок своим крошечным ротиком и, почмокав немного,затихла.

— Вот и доверяй после этого женщинам! — воскликнулФрансуа, воздев руки в комическом отчаянии. — Если у нас когда-нибудьбудет еще один ребенок, я прикую тебя цепями к кровати, иначе ты снова родишьгде-нибудь в лесу или на огороде.

Но, сказав это, он снова поцеловал ее, и Сара благодарноприльнула головой к его теплому плечу.

Они были в лесу дотемна — Саре надо было хоть немноговосстановить силы; и только когда на небе зажглись первые звезды, а воздух сталпрохладным, Франсуа сказал Саре:

— Позвольте отнести вас домой, мадам графиня. Или выжелаете почивать здесь, в этом райском уголке? Я лишь ваш покорный слуга, но ядолжен предупредить вас, что по утрам в этих местах выпадает холодная роса. Выможете простудиться.

Да и ваше дитя нуждается в заботе.

— Пусть месье граф отнесет меня в наш замок, —величественно ответила Сара, и Франсуа бережно поднял ее на руки, стараясь непричинить ей боли.

Сара прижимала к себе дочь, закутанную в его замшевуюверхнюю рубаху, и Франсуа нес обеих до самой фермы.

Когда Патрик и Джон увидели ребенка, который, пригревшись,спал на руках у Сары, их лица вытянулись, и Франсуа, не удержавшись, с самымсерьезным видом объяснил им, что они нашли девочку в лесу. Поначалу этообъяснение привело обоих юношей в еще большее замешательство, но в конце концовПатрик и Джон, выросшие на родительских фермах, разобрались, что к чему.

— Неужели все это произошло в лесу, по пути кводопаду? — спросил один.

— И так быстро? — недоверчиво добавил второй.

— Точно так! — уверил их Франсуа, любуясьребенком. — Леди Сара даже не замедлила шага. Она у нас здорово научиласьрожать!

— Надо будет рассказать матери, — удивленнопроговорил Патрик. — У моей ма это продолжается часами, а когда ребенокрождается, па бывает уже так пьян, что засыпает, и ма сердится на него, что онне может увидеть малютку.

— Твой отец — просто счастливец, — отозвалсяФрансуа, внося свою жену в дом. Он старался не шуметь, поскольку работники ужеуложили спать маленького Александра, и он даже не подозревал о том, что у негопоявилась сестричка.

— Как мы ее назовем? — спросила Сара, когдаФрансуа уложил ее на кровать. Она выглядела совершенно измученной и дажеотказалась от ужина, хотя Франсуа предложил ей разогреть то, что онаприготовила накануне их безрассудной вылазки.

— Я хотел бы назвать дочь Евгенией, — призналсяон. — Но на английском это имя звучит не очень-то благозвучно.

— А как насчет Франсуаз? — спросила Сара,устраиваясь на мягкой перине. У нее слегка кружилась голова, но она отнесла этоза счет обильной кровопотери.

— Не слишком оригинально, — заметил Франсуа,весьма, впрочем, довольный и тронутый ее выбором. — Но я хочу, чтобы итвое имя запечатлелось в нашей девочке.

В конце концов малышка получила имя Франсуаз Евгения Сара деПеллерен; ее крестили в маленькой шелбурнской церкви в середине августа.

Заодно был окрещен по всем правилам и маленький АлександрАндрэ.

К этому времени их новый дом был уже почти готов, и, хотяСара не отходила от детей, она внимательно следила за тем, как продвигаютсядела.

В октябре они уже переехали в новый дом, а старый понастоянию Сары разобрали.

В дневнике этому знаменательному событию было посвященонесколько страниц, и Чарли прочел их с улыбкой. Сара довольно подробноописывала, каким было их шале, и он понял, что за двести лет здесь почти ничегоне изменилось. Дом, который построил для своей любимой Франсуа де Пеллерен, былсработан на совесть. Пусть он пережил своих хозяев, но не пережил их великойлюбви, зримым, осязаемым воплощением которой он являлся.

Чарли начал даже завидовать Саре и Франсуа, когда телефонныйзвонок отвлек его от размышлений. Сначала он не хотел брать трубку, но потомподумал, что это, должно быть, Франческа, которой не терпится поделиться с нимвпечатлениями.