— Вы отказались проводить меня до отеля, — напомнила она,по-прежнему глядя ему в глаза.

Его взгляда не выдерживали многие, тайны его глаз боялисьтысячи людей, но сейчас он чувствовал неловкость ее настойчивого взгляда иотвел глаза.

— Простите, — пробормотал он, — у меня были очень важныепереговоры.

— Я все знаю, — кивнула она, — ваш друг мне все рассказал.Правда, он не так хорошо изъясняется по-английски, как вы, зато, кажется, оннастоящий друг.

Сначала он решил сам меня проводить, но после моего отказазадержал меня на несколько минут, рассказывая, какой вы добрый и хорошийчеловек.

— Это на него похоже. Вообще-то я удивлен, — честнопризнался Дронго, — обычно самые красивые женщины предпочитали его. В немприсутствует необъяснимая магия соблазнителя. Мне до него очень далеко.

— Если это самооценка, то явно неудачная, — заметила Мари. —У вас красивые пальцы, мистер скромник. Длинные и красивые, как у музыкантов. Иумный взгляд. Этого вполне достаточно для нормальной женщины.

— Наверное, пальцы — это мое единственное украшение, —пошутил Дронго, — больше у меня ничего нет. Неужели этого действительнодостаточно? Я всегда считал, что нужно иметь несколько больше достоинств, чемте, что вы перечислили.

— Я просто назвала первое, на что сразу обращаешь внимание,— пояснила гостья. — Когда мы играли с вами в казино, мне трудно былоразглядеть вас как следует. Я видела только ваши руки и глаза. И этогооказалось более чем достаточно.

— Спасибо, — улыбнулся он, — я, конечно, пошутил. Честноговоря, не знаю, как реагировать, когда комплименты говорит такая красиваяженщина, как вы.

— У вас есть что-нибудь выпить? — внезапно спросила она.

— Простите, — он вскочил и направился к мини-бару, — может,я что-нибудь закажу?

— Мне все равно. Достаньте лучше вино или шампанское.

Он достал бутылочку вина, традиционно хранившуюся в барахвсех пятизвездочных отелей Франции, откупорил, разлил вино в два высокихбокала.

Вернулся к столику, подал один из бокалов гостье.

— Простите меня, — еще раз повторил он, — кажется, яоказался плохим кавалером.

Она взяла бокал, чуть наклонила его.

— За встречу, — сказала она, ожидая, когда их бокалысоприкоснутся.

Послышался мелодичный звон.

— Я даже не знаю, что мне сказать, — смущенно призналсяДронго.

Так случилось впервые в его жизни. Когда молодая женщинасама пришла к нему, он растерялся. Дело в том, что она ему очень нравилась.Нет, «нравилась» даже не совсем то слово. Она его привлекала, волновала,возбуждала.

Мари поднялась с кресла. Когда она стояла рядом с ним, онзаметил, какого она высокого роста.

— Вам не кажется, что мы переходим грань разумного? —спросил он, когда она сделала к нему еще один шаг. Теперь они оказались оченьблизко друг к другу. Она закрыла глаза, чуть наклонила голову. «Будь япроклят», — с отчаянием подумал Дронго. Она ему нравилась, но здесь в Ницце, вусловиях той игры, которую они затеяли, заводить романтическое знакомство глупои опасно.

— Я вам не нравлюсь? — спросила она.

Она не страдала комплексами старой девы, не имевшей успеха уокружающих мужчин, в ней отсутствовали сомнения неудачницы, когда-либотерпевшей поражение. Но стоявший перед ней мужчина все еще медлил, словнопросчитывал варианты, словно и здесь пытался выгадать, рассуждая, какой изпоследующих ходов его соперников станет самым сильным в этой партии. Как игрок,он не мог позволить романтике завладеть его сердцем. Но молодая женщина емуочень нравилась.

— Поцелуйте меня, — вдруг требовательно сказала она,приблизив к нему свое лицо.

«Проклятая работа», — с ненавистью подумал Дронго, осторожноцелуя молодую женщину в лоб. Она открыла глаза, блеснувшие гневом и яростью.

— Вы всегда целуете женщин только в лоб? — саркастическиспросила она, явно собираясь уходить.

— Когда они мне нравятся так, как вы, всегда, — последовалбыстрый ответ.

В этот момент он даже пожалел, что никогда не носил темныхочков.

— Вы… вы… вы…

— Не договаривайте, — покачал головой Дронго, — я знаю, чтовы хотите сказать.

Она поставила свой бокал на столик. Повернулась к нему.

— Ну почему, почему вы себя так ведете? — недоумевала Мари.— Или вам просто нравится, когда вас долго упрашивают?

Он смотрел ей в глаза и ничего не говорил. Она что-то сумелапрочесть, что-то понять, что-то почувствовать. Поэтому, кивнув ему на прощание,пошла к двери. Уже открыв ее, она остановилась.

— А я обманула свою охрану во второй раз, — вдругпожаловалась Мари, — думала, они ни о чем не догадаются. А они ждут меня вкоридоре, — показала она на двух молчаливых мужчин, стоявших у двери. —Спокойной ночи, мистер моралист, — добавила горько и вышла. Дверь за нейбесшумно закрылась.

«Будь я проклят, — с отчаянием еще раз подумал Дронго, — изачем вообще я согласился на розыск этих документов?»

Он заснул через полчаса, приняв традиционный ночной душ. Емуснилась Мари, которой в своих сновидениях он не собирался отказывать.

Они стояли и смотрели на лежавший перед ними труп водителя.В сторожке лежало еще несколько человеческих тел, изрешеченных пулямипрофессионалов. Все понимали, что отныне пути назад нет.

— Что будем делать? — спросил Семенов, и эта фраза больнохлестнула по нервам всех четверых.

— Для начала уедем отсюда, — предложил Савельев, — заберемтрупы водителей и уедем. Пусть думают, что это обычное нападение на пограничныйпост. Сейчас в стране начнется настоящий кавардак, никто ничего не разберет.

— Оружие забирать? — спросил Потапчук.

— Ничего не трогать, — приказал полковник. — Все должновыглядеть как акция возмездия или нападение террористов. Проверьте все вокруг иуезжаем.

— Этот еще жив, — показал на тяжелораненого пограничникаСеменов. — Может, добить его? Нельзя оставлять в живых никого. — Он уже поднялпистолет, но Савельев схватил его за руку.

— Не стреляй. Если начнут проводить расследование, они неповерят, что мы могли оставить раненого в живых. Понимаешь?

— Ты с ума сошел?! — разозлился Семенов, стряхивая рукуполковника. — Он же все расскажет.

— Пусть рассказывает, — кивнул Савельев, — это даже хорошо.Что ему известно? На двух автомобилях проезжали в Белоруссию какие-то чужиелюди, которые ответ на требование открыть чемоданы начали стрельбу. Ну и что?Он ведь не знает, кто мы и откуда.