Древний по меркам и людей, и Предтеч. Просто невообразимо древний.

Зверь.

Внезапно мое восприятие измерений нарушилось. Я не мог сосредоточиться. Изначальный рассматривал нас фасеточными глазами, все наши измерения он знал досконально. Из складок кожи резко выдвинулся рот, и полились звуки, сопровождаемые тихим не то постукиванием, не то пощелкиванием. Звуки казались знакомыми, но это была не речь. Зверь задавал вопросы и не ждал ответов. А еще он нас приветствовал. Это было вполне очевидно.

Он был рад видеть нас, совсем как родитель радуется возвращению детей.

Первым вперед вышел Дидакт. Я пытался разглядеть в его внушительной фигуре хоть что-то оставшееся от юного Звездорожденного, но не преуспел. Манипуляр был целиком поглощен старым воином-служителем.

Казалось вполне закономерным, что эти монстры встретились снова, чтобы сыграть в азартную игру нашими высушенными костями. Чтобы посидеть рядком и поговорить ладком о том, как их вечное стремление к знаниям и власти обрекало людей и другие расы на страдания и ужасы.

Дидакт затянул нечто похожее на молитву Предтеч, и вдруг я очутился в пещере около Маронтика. Словно вновь проживая тот день, я наяву ощущал кровь и глину на теле, освещенном мерцающими масляными лампами, и слышал, как молюсь сам, и гадал, почему старейшины неторопливо надрезают кожу на моих плечах, ребрах и груди костяными ножами.

И почему у жизни такие странные законы?

И почему любовь идет рука об руку с болью и смертью?

Молитва Дидакта мало чем отличалась от моей собственной.

Но вскоре она сменилась вопросами.

Нашел ли ты то, что искал? – задал Дидакт Изначальному свой первый вопрос.

На секунду я усомнился, что Пленник сумеет ответить на любом из понятных нам языков, но постепенно звуки, издаваемые симметричными подрагивающими частями его рта, стали складываться в слова, в нечто наподобие речи. Как бы то ни было, я воспринимал смысл.

– Нет. Жизнь настойчива, – ответил Изначальный. – Она цепкая и эгоистичная.

– Тогда зачем ты прибыл сюда? – спросил Дидакт.

– У меня не было выбора.

– Что, привезли насильно? Или ты приказал Архитектору доставить тебя сюда?

Зверь решил промолчать. Лишь слабо шевелился его рот.

Явно превозмогая отвращение, Дидакт продолжил допрос, когда мы приблизились вплотную к клетке:

– Снова надеешься отомстить Предтечам за то, что они бросили вызов твоей расе и выжили? Поэтому наслал на нас эту чуму?

– Не месть и не чума, – возразил Изначальный. – Лишь единение.

– Болезнь, рабство, медленная смерть! – выпалил Дидакт. – Мы все изучим и извлечем урок. Потоп будет побежден.

– Трудитесь, боритесь, живите. Все это правильно. Один за другим разумы обретут обличье и будут поглощены. В конечном счете все утихнет, исполнившись мудрости.

Голос Дидакта слегка дрогнул, но я так и не понял, от ярости или от страха:

– Ты мне говорил, что ты последний из Предвозвестников.

Изначальный со скрипом пошевелил кожистыми конечностями. С туловища и ног посыпалась пыль.

– Как ты можешь быть последним из кого-либо? – спросил Дидакт. – Сейчас ты всего лишь смесь давних жертв Потопа. Могильный Разум. Все Предвозвестники были Могильными Разумами?

Еще шуршание и сыплющаяся пыль.

– Или ты просто подобие Предвозвестника – марионетка, оживший труп? Все Предвозвестники погибли или Потоп создает их заново?

– Те, кто сотворил вас, были унижены и подвергнуты гонениям, – произнес Пленник. – Многих истребили. Некоторые сбежали за пределы вашей досягаемости. Создание продолжилось.

– Унижены?! Вы были монстрами, уничтожавшими всех, кто пытался принять на себя Мантию!

– Этот вопрос решен давно. Предтечам не суждено нести Мантию.

– Решен? И как же?

– После долгого изучения был сделан окончательный вывод. Вас заменят люди: они будут испытаны следующими.

Изначальный хочет дать мне надежду? Погибель наших врагов, возвышение и триумф человечества?

– Таково наше наказание? – Дидакт понизил голос, в котором зазвучали опасные нотки.

– Таков путь тех, кто пытается узнать правду о Мантии. Люди снова возвысятся в своей гордыне и неповиновении. Когда они созреют, Потоп вернется – и принесет им единение.

– Но многие люди невосприимчивы к болезни, – возразил Дидакт. Тут до него дошло, и он опустил огромную голову, как бык, собирающийся атаковать. – Потоп способен заражать на выбор?

Изначальный склонил голову набок, будто смакуя некую демоническую иронию:

– Не иммунитет. Изучение. Расчет времени.

– Тогда зачем обращать Нищенствующего Уклона против его создателей и побуждать Архитектора пытать людей? Ради чего эта жестокость? Ты источник всех страданий? – взволнованно спрашивал Дидакт.

– Страдание сладко, – ответил Пленник щелкающим голосом, словно раскрывая секрет. – Предтечи потерпят неудачу, как это случилось раньше. Люди возвысятся. Проиграют ли затем и они, решено не было.

– Как ты можешь контролировать все это? Ты заперт здесь – последний из своего рода!

– Последний из этого рода.

Клонясь, голова давила на грудь и передние конечности, пока одна из ног не отделилась и не упала, взметнув мелкую пыль. Пленник разлагался изнутри.

Что же это за клетка? Казалось, будто туманный голубой свет вибрирует, а по полусфере разносится высокий поющий звук, создавая бритвенно-острые диссонансы.

Пленнику все же удалось заговорить:

– Мы и есть Потоп. Разницы нет. Пока существуют пространство и время, пока в их складках сокрушается жизнь… не будет конца войне, горю, боли. Через сто одну тысячу веков… вновь единение и мудрость. А до тех пор – сладостное неведение.

Негодующе рыкнув, Дидакт шагнул вперед. Он поднял руку, и в воздухе появилась панель управления. Пленник вытянул голову, словно готовясь принять неизбежное.

– Твой удел – убить этого служителя, – произнес он, – чтобы другой обрел свободу.

Дидакт поколебался, пытаясь уловить смысл сказанного, но затем его захлестнул гнев. Предтеча сделал резкий жест, будто взмахнул мечом. Панель вспыхнула и исчезла, а решетка вокруг платформы с Пленником еще интенсивнее засияла сине-зеленым светом.

– Пусть твоя жизнь ускорится, – сказал Дидакт. – Ты был создан с расчетом на то, чтобы прожить огромный срок, но теперь он сожмется в мгновение. Больше никакого сладостного неведения, никакой лжи! Пусть миллиарды лет промчатся в кромешной тишине и одиночестве…

Дидакт задохнулся от ярости и согнулся пополам, истязаемый собственной болью. Он знал, что сейчас свершится великое злодеяние – а другое будет отомщено.