– Я тут соорудил Уолтеру новую игрушку, – объявил Дэниэл Комсток.

Физик поставил свое новое изобретение на стол для сеансов. Оно было простым, как и предыдущие: колокольчик и батарейка, соединенные с телеграфным ключом (впоследствии ключ заменили обычным переключателем). Когда нажималась кнопка, прибор начинал звенеть. Именно это устройство с незначительными изменениями Комсток потом запатентовал как кнопочный дверной звонок. По задумке ученого, Марджери должна была заставить звонок звенеть, не притрагиваясь к нему. Чтобы не дать медиуму подготовиться к этому испытанию, Комсток якобы ничего не говорил о том, что попросит ее сделать.

Но тем же вечером, когда Комсток предъявил ей изобретенное им устройство, Марджери прекрасно справилась с задачей. Берд контролировал медиума, и звонок вдруг включился, будто подавая сигнал начала нового этапа ее противостояния с учеными. Берд полагал, что этот эффект станет pièce de résistance[51] Марджери – «апогеем ее медиумической силы, непреложным и неоспоримым доказательством подлинности». Пока ее руки и ноги контролировали, Марджери удавалось включать звонок на короткие и долгие промежутки времени.

Уолтер, ее невидимый помощник, похоже, полностью управлял функциями нового устройства. «Мы просили, чтобы звонок зазвенел, и он звенел. Когда мы просили прекратить звон, он прекращался», – писал Берд.

Время от времени кто-то из участников сеанса – обычно тот, кто сидел дальше всего от Марджери, – брал коробку со звонком и покидал круг. Звонок все равно звенел. Каррингтон держал одну руку на запястьях медиума, другую – на ее ступнях («чтобы доказать, что ее ноги остаются в туфлях, как и полагается»), но звонок все равно звенел. А медиум смеялась. Каррингтон положил ее ступни себе на колени. Звонок все равно звенел.

Прямо над прибором установили люминесцентный диск, чтобы увидеть руку или приспособление, запускавшее звонок. Когда Уолтер нажимал на кнопку, ничего такого наблюдатели не обнаружили. Колокольчик надежно зафиксировали в коробке. Звонок все звенел. Медиума и устройство переместили в комнату Комстока. Но звонок все звенел. Как в темноте, так и при ярком свете звон продолжался. Однажды Марджери запустила передачу азбукой Морзе, но закодированные слова ничуть не напоминали знаменитую фразу, когда-то положившую начало технологии телеграфа: «Чудны дела твои, Господи!» Послание было вполне в духе Уолтера: «Неужели все ученые тут – одни проклятые старые идиоты?»

Один раз, хоть и не в присутствии комиссии, один из участников попросил Уолтера показать его астральную руку, нажимающую на кнопку. Марк Ричардсон утверждал, что на коленях Марджери вдруг сформировался светящийся объект, по форме напоминающий палец. Он потянулся к звонку – и тот зазвенел.

Еще до экспериментов с весами и звонком доктор Крэндон знал, что Берд верит в способности Марджери. Правда, при этом редактор не поддерживал гипотезу о существовании духов. Он объяснял проявления экстрасенсорных способностей Марджери не присутствием ее мертвого брата, а неведомыми науке силами, сокрытыми в бессознательном медиума. Тем не менее целью его исследования было не установление источника паранормальных феноменов, а доказательство или опровержение истинности их существования в объективной реальности. Для Берда не имело значения, могут ли духи приходить в наш мир из мира иного. Важно было другое – проявления силы Марджери нарушают известные на данный момент законы физики. И если комиссия не сможет объяснить способности медиума, леди получит обещанную Мунном награду.

С точки зрения Берда, Марджери была отважной, порядочной и невероятно убедительной. Возвращаясь в Нью-Йорк, Каррингтон сказал, что согласен с такой характеристикой, и, если бы нужно было голосовать сегодня же, он проголосовал бы в пользу Марджери. Китинг, хотя и не имел права голоса в комиссии, тоже верил в способности Марджери: иллюзионист не увидел никаких трюков в медиумизме миссис Крэндон. Да и Комсток, по мнению Берда, уже почти готов был дать Мине положительную оценку. Даже Макдугалл смягчился. Точка зрения Принса до сих пор оставалась неизвестной. Но хотя Берду нужно было четыре голоса «за», чтобы объявить Марджери победительницей в соревновании, идея состояла в том, что все пять членов комиссии не будут принимать решение по отдельности, предполагалось, что они будут единодушны и выскажут одно общее мнение.

Итак, оставался еще Гудини.

Берд с самого начала предупреждал Мунна, что не стоит ставить в комиссию человека, которого духи считают своим заклятым врагом. Противоборство Гудини и Уолтера станет для науки столь же историческим событием, как поединок Джека Демпси и Луиса Фирпо на стадионе «Поло-Граундс» в Нью-Йорке стал вехой в развитии бокса.

Царила жара, и Берд надеялся, что к концу лета он объявит о прорыве в исследованиях паранормальных явлений. Но, невзирая на жару, и он, и другие участники чувствовали на сеансах в доме Крэндонов необъяснимый холод. Берд не раз слышал, как участники жалуются на озноб во время проявлений экстрасенсорной силы Марджери, будто медиум каким-то образом забирала энергию у собравшихся. «Когда я использую силу вашего мозга, температура снижается и дует холодный ветер», – объяснил им Уолтер. Эти «ледяные ветры из ниоткуда», как описывал их Берд, были важной особенностью сеансов Марджери. Холодный ветер напомнил Каррингтону способность Палладино выпускать холодный воздух из «третьего глаза» на лбу. Но в случае с Марджери никто не мог обнаружить источник этого явления. В целом дуло от кабинки медиума, при этом колыхались занавески и участников бросало в дрожь. Когда Берд впервые ощутил порыв холодного ветра, в комнате появились астральные огоньки. «Они перемещались с большой скоростью, – писал он, – и от них веяло холодом». И эти огоньки казались вполне реальным природным явлением.

Чтобы исследовать этот феномен, доктор Крэндон установил в комнате ртутный термометр. Оказалось, что участники не зря одевались на сеансы как можно теплее: когда Уолтер был активен, температура в комнате иногда опускалась на двадцать градусов. Ученые возражали, что термометр в кабинке медиума не позволял получить точные данные, поскольку в теории, говорили они, Марджери могла пронести с собой магнит и при его помощи «опускать столбик ртутного термометра».

Ассистенты, контролирующие Марджери, так и не смогли установить, как менялась температура ее тела, но считалось, что Уолтер берет бо́льшую часть своей энергии именно от медиума. «Если она мошенничала, – отметил Комсток, – то непонятно, как она охлаждает себя». Когда Остин Лескарбура держал ее руку во время сеанса, его ладонь, обычно горячая и влажная, «становилась такой холодной, что мы не могли к нему прикоснуться». Берд обычно держал медиума за другую руку и чувствовал, как из ее кабинки веет холодом. Чтобы доказать, что этот холод исходит не от нее, Марджери дышала ему в шею, и Берд чувствовал, что ее дыхание остается горячим.

Уолтеру Принсу снилось, как приговоренная к смерти молодая девушка просит его подержать ее за руку, пока ее обезглавливают при помощи какого-то похожего на гильотину устройства. Во сне он опустил одну ладонь ей на голову и почувствовал льющуюся кровь. В другую руку девушка вцепилась зубами и то сжимала, то отпускала его пальцы. Отделенная от тела голова висела на его руке. На следующий день, читая «Ивнинг Телеграм», он узнал, что какая-то женщина по имени Сара Хант, недавно покинувшая стены психиатрической лечебницы, положила голову на рельсы перед приближающимся поездом, который ее и обезглавил. Это произошло неподалеку от дома Принса во Флашинге, районе Куинса, причем именно в то время, когда Принсу приснился этот кошмар. Женщина оставила предсмертную записку, в которой сказала, что хочет доказать возможность сохранения сознания в голове, отделенной от тела. Принс взялся за расследование этого случая, полагая, что подобное совпадение невозможно объяснить случайностью: дело в том, что на фотографии в газете была женщина из его сна.