С апреля до конца августа Берд восемь раз ездил в Бостон. Иногда он приезжал с женой Кэтрин (Уолтер называл ее «леди Берд»), и та помогала Марджери готовиться к сеансу; иногда – с Остином Лескарбура, сотрудником Берда по редакции, вкладывавшим душу в разоблачение шарлатанов; иногда – с Хиуордом Каррингтоном. «Да уж, я протоптал дорожку между Вестфилдом и Бостоном, так много раз следуя по этому маршруту в 1924 году», – отмечал редактор. Той весной и летом Берд в целом провел пятьдесят семь дней и ночей в доме номер десять по Лайм-стрит – он и сам признавал, что из-за этих поездок несколько запустил остальные редакционные обязанности.

В те времена доктор Крэндон состоял в активной переписке с сэром Артуром Конан Дойлом, который «оставил глубокие борозды в духовных пашнях нашей страны и заронил в них семя, чтобы пожать урожай медиумизма». Марджери, которую Дойл называл «средоточием надежд Америки», считалась сладчайшим плодом того урожая. Но доктор Крэндон думал, что теперь все зависит от решения «В мире науки», «этого журнала, зиждущегося на материализме и холодной науке». Как только комиссия признает подлинность паранормальных явлений, «вся эта отрасль исследований сразу приобретет определенный оттенок респектабельности – по крайней мере, в глазах идиотов, которых так много среди представителей среднего класса».

Сэр Артур и Рой также обсуждали свою разницу во мнении об организаторе соревнования экстрасенсов. Малкольм Берд разочаровал своего прежнего наставника в вопросах астрального мира, поскольку позволял себе резкие высказывания при разоблачении всех медиумов, которые до того демонстрировали свои способности в Вулворте. А вот доктор Крэндон в письме сэру Артуру отмечал, что, невзирая на эту несдержанность редактора в высказываниях, его «впечатления от Берда куда благоприятнее ваших». Хотя Берду по-прежнему нравилось поднимать шумиху, Рой считал его «не только журналистом, но еще и ученым – наполовину, по крайней мере».

Когда сэр Артур был в возрасте Берда, он создал до крайности невозмутимого литературного персонажа по имени Шерлок Холмс. Но при этом угрюмый сыщик с Бейкер-стрит не выносил серости будней и спасался от повседневности в мире опиума. Берд в чем-то напоминал его, и в оккультных приключениях редактора, за которыми пристально следил Дойл, была такая же двойственность, как и у Холмса: Берд считал, что остается совершенно бесстрастным при виде всех паранормальных явлений, но при этом его влекло на сеансы Крэндонов, как наркомана к дозе. Хотя редактор и не поддерживал гипотезу о существовании духов, уже через пять спиритических сеансов с Марджери он заявил, что она обладает подлинными телепатическими способностями.

Во время одного из экспериментов «В мире науки» Берд и Каррингтон зажимали ладонями рты Роя и Мины, и Берд признал, что впервые в жизни его бросило в холод от ужаса, когда Уолтер позвал его из противоположного конца комнаты, где не могли находиться соучастники в афере Крэндонов, ведь там сидела лишь пара респектабельных супругов из Бикон-Хилл. Берду казались жестокой шуткой и проделки Уолтера с Робаком: призрак насылал на обычно столь уравновешенного немецкого психолога Сьюзи, и та пугала Абрахама, ползая по его волосам и щекоча цветами, которые приносила в лапках. Его впечатлили и более сложные действия Уолтера. Так, однажды призрак материализовал под потолком лепесток розы, и тот медленно опустился на стол для сеансов рядом с ладонью Берда, легонько коснувшись его щеки. И редактор едва сдержал смех, когда Уолтер принялся сквернословить на спиритическом сеансе, на который пришли несколько священников.

– Это так говорят в четвертом измерении, Уолтер? – спросил один пастор.

– Некоторые из тех вещей, которые вы считаете священными, тут на самом деле вызывают смех, – ответил Уолтер.

На другом сеансе призрак заявил, что и ученые заблуждаются.

– Таким, как вы, лучше ограничиться подсчетом листиков на яблоне, – заявил он.

На демонстрационном сеансе той весной доктор Крэндон оставил на столике рупор со своей яхты, надеясь использовать его в качестве трубы для спиритических сеансов. Дух поднял эту трубу со стола и по очереди надел ее на голову каждому ученому в кругу – «шутовской колпак» для «проклятых дураков», которых прислали изучать его. Светящийся рупор затем с «потрясающей скоростью» взмыл к потолку и устремился к кабинке медиума, где принялся биться о занавеси – точь-в-точь как птица, пытающаяся вырваться из клетки.

Наверное, Марджери внутри чувствовала себя так же. Ее дом осаждали исследователи паранормальных явлений, и ей приходилось выступать перед всеми этими людьми. Нагрузка стала сказываться: к концу апреля перед очередным назначенным сеансом медиум страдала от сильных головных болей, тошноты и рвоты. «Мы все пытались убедить ее, что встречу с исследователями из журнала “В мире науки” лучше отменить, – писал Берд, – но она считала, что это важное научное событие, и настаивала, что если позволит болезни помешать ей, то дискредитирует себя в глазах членов комиссии». Ее брат-призрак не разделял решимости сестренки. Явив себя, он сказал, что «малышка» обессилена, а остальные участники сеанса не дают ему необходимую энергию.

Сеанс продолжался, но ничего особенного не происходило. Участники то сидели в темноте, то включали красную лампу, и вдруг Марджери выбежала из комнаты, сказав, что ее тошнит. Вырвав, она вернулась, но вскоре отозвали доктора Крэндона (такое иногда случалось): его пациенту требовалось срочно удалить аппендицит. Берд предложил прервать сеанс, но Уолтер попросил их задержаться. Доктор Макдугалл сжимал ступни Марджери мертвой хваткой, а ассистенты с двух сторон от медиума держали ее руки. Женщина слабо постанывала. Вскоре Берд почувствовал, как стол начинает приподниматься – давление, казалось, исходило из самой его структуры. Редактор пытался противостоять этой силе, но в какой-то момент ослабил сопротивление, и стол вдруг перевернулся, разбросав по полу рупор, укулеле, на котором Уолтеру нравилось играть, и приборы исследователей – инструменты, весы, диктофон. Берд подумал, что, учитывая болезненное состояние медиума, демонстрация способностей вышла достаточно впечатляющей.

За десять лет до того, как Гудини сделал подобные трюки частью своего репертуара, Хиуорд Каррингтон в Лицейском театре на Бродвее продемонстрировал методы подделки медиумических способностей. В зрительном зале кроме прочей публики находилось двадцать три журналиста. «Мистер Каррингтон – очаровательнейший из всех лекторов, выступавших на Бродвее в этом сезоне, – воспевали его в «Трибьюн», – обаятельная улыбка, сияющие волосы, точно сотканные из лунного света, грациозная фигура, бархатный голос… Он стоял на сцене среди черепов и костей». Среди этих пугающих декораций исследователь превозносил смерть, имитируя впечатляющее «шоу ужасов» – с летающими тамбуринами, материализующимися астральными руками, проявляющимися на грифельной дощечке посланиями и фосфоресцирующими формами. После выступления тем вечером жена Каррингтона, игравшая на рояле Грига, когда приходило время подниматься и опускаться занавесу, сказала одному журналисту: «Мистер Каррингтон – очень противоречивый человек. Он один из наиболее здравомыслящих людей, кого я знаю, но при этом обожает черепа. Иногда я думаю, что ему легко заморочить кому-то голову, настолько просто ему удается вводить людей в заблуждение».