– На рассвете чары спадут, и всем гостям придется снять маски, – ответил он. – Тогда и увидишь, с кем заигрывает твоя служанка.

Черт, тогда и ее узнают. И Матильду. Лиля вновь бросила взор на шута. И если это злой маг…

– А зачем нам ждать рассвета? – неожиданно бодро спросил Блай. – Зачем разрушать такую прекрасную ночь вынужденным разоблачением? Нет уж, господа, давайте-ка вернемся домой затемно.

– Какая разница? – Риккон непонимающе глянул на друга. – Я прекрасно знаю, кто есть кто.

Горбун фыркнул:

– Тебе тяжело исполнить просьбу старика?

– Это ты-то старик?

– Не придирайся к словам. Устал я. Поспать хочу, спина болит. Танцев пять-шесть еще ваши, а потом домой. Идите-идите, я пока посижу тут, подожду. Ну чего встали? Вон музыканты как стараются, не обижайте ребят.

Риккон рассмеялся, но спорить не стал.

– Шести танцев нам хватит? – спросил он у Лили.

– Конечно, – с готовностью отозвалась она и, благодарно улыбнувшись Блаю, взяла жениха под руку.

Праздник продолжался.

Дни летели быстро.

Риккон не вспоминал свое обещание заточить невесту в башне, а Лилия старательно обходила все острые углы в отношениях. Происходящее ей нравилось. Конечно, оставались недомолвки и недопонимание, но, если день проходил в спокойствии, Лиля считала это большим прогрессом.

Вслух маскарад никогда не обсуждался, спасибо Блаю, который сделал все возможное, чтобы девушка казалась невиновной. А Матильда…

А Матильда в очередной раз смогла удивить.

– Ну чего нервничаешь? – спросила камеристка, наблюдая, как госпожа ходит из угла в угол. – Хороший праздник получился. Вполне милый. И хорошо закончился, что немаловажно.

– Хорошо закончился? – Лиля растерянно остановилась. – Да… хорошо… Но все могло быть иначе, если бы Блай не уговорил Риккона уехать раньше. Мы бы сняли маски и обязательно встретились с Кольбером.

Матильда помрачнела.

– Ты права, – вздохнула она. – Я совсем забыла это глупое правило – открывать лица на рассвете. Так приятно вновь вернуться в придворную суету. Ты даже не представляешь, как много это для меня значило.

Лиля искоса глянула на подругу и вдруг усмехнулась:

– Ты даже надела совершенно неподходящее платье.

– Я смотрелась ужасно?

– Нет, выглядела ты шикарно, но платье было неподходящим, – все больше веселясь, продолжила она. – Как такая воспитанная, благородная и щепетильная леди могла облачиться в столь вульгарный наряд?

– И вовсе он не был вульгарным, – запротестовала камеристка, но, разглядев смешинки в Лилиных глазах, с облегчением улыбнулась. – Ты не злишься?

– На что?

– На то, что решилась взять с тебя пример.

– Я даже горда. Совсем немного.

– Немного?

– Ну ладно, я очень горда. Лед в твоем сердце тает, еще немного, и я раскопаю под этой надменностью настоящего человека!

– Что за глупости, вовсе нет никакой надменности! – отмахнулась Матильда.

– Конечно-конечно, – протянула Лиля.

Камеристка засмеялась, но как-то тихо, чуть натянуто.

– Я очень скучная? – вдруг спросила она.

Лиля удивленно пожала плечами и, заметив, что это не просто вопрос, а нечто действительно волнующее подругу, нахмурилась:

– Ты не скучная. Ты просто очень-очень правильная.

– И это плохо?

– Нет, просто… – Лиля замялась, не зная, как лучше объяснить. – В жизни иногда должно быть место радостям. На маскараде ты была такой непосредственной, живой, задорной. Даже Риккон с Блаем улыбались.

– Я надеялась, что в маске никто не узнает. – Матильда выпрямила спину. – Они смеялись надо мной?

– Кто? Риккон и Блай? Нет, что ты, им все понравилось!

– Надо же… странно… – пробормотала она. – Ему тоже…

– Кому? – тут же ухватилась за обмолвку Лиля. – Тому, с кем ты веселилась? Кто это был? Кольбер?

Матильда изумленно округлила глаза:

– Ты думаешь, я совсем сошла с ума, чтобы проводить вечер в компании человека, который убил моих родителей?

– Мне показалось…

– Что Кольбер мог нацепить костюм шута? – Камеристка хмыкнула. – У него слишком большое самомнение для этого.

Лиля не сводила взгляда с подруги и прекрасно видела, как та покраснела. Определенно тут крылась тайна, и Лиля намеревалась выяснить все до конца, тем более что разгадка, похоже, лежала на поверхности.

– А кем же был шут? Ты его узнала?

– Разумеется, узнала, – с достоинством подтвердила Матильда. – Некоторые привычки никак не скрыть.

– И это… – Лиля приподняла бровь, совсем как это делал Риккон, когда хотел выразить какую-либо эмоцию особенно ярко. – Это император?

Камеристка промолчала, опустила глаза, словно хотела спрятать мысли. Потом встала, сделала несколько шагов к окну и, глубоко вздохнув, обернулась:

– Нет, это был не император.

Лиля проводила вечера с книгой у камина в библиотеке. И Риккон тоже следовал такой привычке.

В этом нелепом мире, закосневшем в правилах и традициях, считалось, что некоторые фолианты нельзя уносить в комнату, так как истории, рассказанные в них, могут сформировать неправильные мысли в головах юных дев. Лиля абсолютно не разбиралась, что именно подходило под эту категорию, поэтому предпочитала не нарываться на косые взгляды, а тихо-мирно читать в положенном месте.

Она училась принимать правила нового мира. Не менять его и не пытаться изменить себя, а просто научиться доброму и уважительному сосуществованию.

Риккон видел эти перемены, но никак не комментировал. В целом ему пришлись по нраву часы, наполненные уютной тишиной и шорохом страниц.

Чаще всего Лиля сидела в небольшом изящном креслице, поближе к огню камина, в то время как лорд располагался на диване у другой стены. Библиотека казалась поделенной на части, но время от времени они встречались подле стеллажей и могли подолгу простоять вплотную, склонив голову над особенно понравившейся страницей.

В один из таких вечеров Лиля поняла, что все меньше обращает внимания на книги, а ее взгляд неизменно останавливается на женихе.

Она следила за его взором, скользящим по очередному занимательному чтиву, изучала руки, когда он переворачивал лист. Прислушивалась к дыханию, заметив, что Риккон имеет привычку втягивать воздух чуть сильнее в те моменты, когда попадается что-то поистине увлекательное.

В тот день Лиля даже рассердилась на себя за то, что так легко поддается совершенно неправильным желаниям, и, пробормотав какую-то несуразицу, покинула библиотеку. Однако стоило подняться в комнату, как мысли немедленно вернулись к лорду. Ведь он же не делал ничего особенного, не накладывал никаких чар, не пользовался волшебными зельями и прочей магической ерундой, но Лиля отчего-то становилась нерешительной и слишком уступчивой рядом с ним, и это ее немного пугало.