Эта «программа» действовала и в военное время. В начале сентября 1914 г. Ленин перебрался из Австрии в швейцарскую столицу, Каспаров из Берлина поехал прямо к нему в Берн, чтобы принять участие в устроенном шефом на другой день по прибытии тайном совещании в Бернском лесу, на котором Ленин представил узкому кругу соратников свою военную программу («Тезисы о войне»). После доклада Ленина слово взял Каспаров, призывая принять эти принципы большевистской стратегии в войне как руководство к действию[527]. Ленин называл «поражение царской монархии и ее войск» «наименьшим злом» и ставил задачей «борьбу с царской монархией… и проповедь революции в России, а равно освобождения и самоопределения угнетенных Россией народов»[528].

В последующие месяцы и годы Каспаров стал Ленину «одним из самых близких товарищей» (Крупская), по-прежнему служил ему агентом и связным, ежедневно заходил к нему домой, встречался с ним в Народном доме и в находившейся неподалеку квартире Г. Л. Шкловского (Фалькенвег, 9). В феврале — марте 1915 г. Каспаров принимал участие в Бернской конференции заграничных секций РСДРП, чьи резолюции в берлинском тыловом учреждении Генштаба расценили как доказательство способности Ленина добиваться своего от русских социал-демократов за границей (см. ниже). Вместе с Крупской, Арманд, Шкловским и другими близкими соратниками Ленина он вошел в состав Комитета заграничных организаций РСДРП (КЗО). Во время подготовки большевиков к Циммервальдской конференции Каспаров по желанию Ленина обеспечил на берлинские средства перевод и публикацию на немецком языке написанной им совместно с Зиновьевым работы «Социализм и война».

Но в начале 1916 г. армянский знаток национального вопроса на Кавказе заболел. В Швейцарии он из первых рук получил информацию о преследовании и истреблении его народа в связанной союзом с Германией Османской империи (1915–1916)[529]. Несомненно, проницательный аналитик увидел за резней армян руку немецких военных, в частности знакомого ему берлинского ведомства секции IIIb, и не смог выдержать ужаса, который внушало ему теперь сотрудничество его партийного босса с немцами[530], причастными к уничтожению его народа. Весной 1916 г. его здоровье ухудшилось. Вместе с одним немецким товарищем его отправили на отдых в какое-то давосское шале (не на лечение в больницу или санаторий!), где он скончался 6 сентября 1917 г. в возрасте 33 лет.

Когда Ленин, в апреле 1917 г. посетив германское посольство в Берне, уверился, что вскорости уедет в Петроград через Германию, он сделал в письме Крупской, извещавшей об этом Каспарова, приписку, выражая надежду скоро встретиться с ним в Питере. Ответ неизвестен и маловероятен, учитывая, как плохо помнили преданного ленинского помощника в узком партийном кругу. «Дорогого товарища», который в 1913–1914 гг. служил Ленину интеллектуальным кладезем, откуда тот черпал научный материал для своих работ по национальному вопросу, в предвоенные месяцы информировал его о берлинской точке зрения на обострение кризиса, в сентябре 1914 г. последовал за ним в Берн и в два первых военных года как верная тень сопровождал его в повседневной жизни, забыли очень быстро: в первых изданиях трудов Ленина о нем почти[531] не говорится (во 2-м и 3-м изданиях сочинений его имя названо один раз в связи с поручениями Ленина[532] и два раза в связи с требованием перевести и издать в Германии работу «Социализм и война»[533]), его даже не включали в указатель имен! Лишь сорок лет спустя, в период «оттепели», фигура Каспарова благодаря воспоминаниям Крупской вынырнула из омута предписанного забвения. Через полвека составители т. н. полного (5-го) издания собрания сочинений Ленина поместили в нем другие письма Ленина Каспарову. Но письма Каспарова Ленину и Крупской (даже упомянутое самой Крупской), которые пролили бы свет на его роль «доверенного лица» и «агента» Ленина, до сих пор не опубликованы.

Ленин писал Каспарову 6 января 1914 г. (24 декабря 1913 г.) из Кракова: «Может быть, на днях я буду проездом через Берлин часа на 2 в городе. Хотел бы повидаться. Ответьте, свободны ли утром, от 11 до 1 и в др. время. Если получите телеграмму elf [одиннадцать] = приеду завтра утром в 11 ч. (с поездом из Кракова) — постарайтесь быть на вокзале с „Правдой“ в руках [выделено в тексте. — Е. И. Ф.]»[534]. Растянувшаяся вместо запланированных двух часов как минимум на два дня остановка Ленина с Малиновским в Берлине, имевшая продолжение в начале февраля по их возвращении из Парижа, Брюсселя и Льежа, представляла собой первый визит Ленина в Берлин в военном 1914 году. Она была в интересах обоих генштабов — паспорт Ленину, должно быть, выдала Краковская корпусная комендатура.

Ленин с самого начала своей краковской деятельности планировал развернуть в Российской империи забастовочное движение с тенденцией ко всеобщей стачке. Некоторые постановления ЦК были направлены на оживление забастовочной борьбы, а «Летнее совещание ЦК с партийными работниками» в 1913 г. в Поронине приняло резолюцию «О стачечном движении». Она предусматривала повышение готовности к политической стачке по всей стране и требовала срочно и энергично вести соответствующую агитацию[535]. Должно быть, не позднее рубежа 1913–1914 гг. последовало решение в оставшиеся до начала войны месяцы развивать стачечное движение, способное привести ко всеобщей забастовке, а при случае и к вооруженному восстанию, и помешать российской мобилизации. В основе таких замыслов — как свидетельствовала секретная докладная Большого генштаба 1913 г. — лежала убежденность Людендорфа и Мольтке, что внутренние беспорядки станут действенным оружием против военных усилий российского правительства. Поэтому, может быть, главная цель первой поездки Ленина в Берлин состояла в обсуждении плана парализовать в период обострения политического кризиса ключевые отрасли российской промышленности, имеющие военное значение, путем массовой стачки с тенденцией к превращению во всеобщую и в момент мобилизации в России создать революционную ситуацию, которая после начала войны перерастет в революцию. В этом смысле стачечное движение в июне — июле 1914 г. представляло собой «генеральную репетицию»[536] мобилизационных возможностей большевистской партии в случае войны.