Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем Прево успел осознать, что это значит, рукодельная самоходка выстрелила. Точно в угловое окно первого этажа. Снайперы пытались нащупать расчет самоходки, но те, не будь дураками, из-за щита не показывались.
– По-моему, нам – конец! Уйти не удастся никому!
В особняке уже занимался пожар, воинственные вопли крымчаков звучали все громче, как вдруг невесть откуда взявшийся огненный язык буквально слизнул самоходку. Даже через треск стрельбы Роберт услышал нечеловеческий визг сгораемых заживо людей. В какофонии боя стали отчетливо слышны новые звуки. Особо яростная стрельба шла теперь в самом городе, вокруг особняка и на прилегающих улицах. Прево очень хорошо различал этот хлесткий, словно удар кнута, звук. Так стреляли русские «АК» многочисленных модификаций. Прево обернулся к почерневшим от грязи и сажи коммандос.
– Поздравляю, господа! В город вступили русские. Судя по методу действий, наши коллеги.
– Это п…ц! – выразил общее мнение Бернар. – Как говорят славяне: «Из огня да в полымя».
Сон. Ничего так не ценишь на войне, как сон. Громов понял это после первых суток боев. Ведь комбат в современной войне – это ключевая должность. Именно на командира основной тактической единицы ложится основная нагрузка в боевых действиях. Вышестоящие штабы генерируют идеи, а выполняют их «рабочие лошади войны»: комбаты, ротные, взводные. Первые пять дней войны спать удавалось не более трех часов в сутки. Стимуляторы поддерживали Громова, но организм рано или поздно требует полноценного отдыха. Вечером подполковника накрыла волна усталости. После трехчасового марша в сумерках бригада без боя заняла городок со смешным названием Соколув-Подляски. Городок был брошен населением, видимо, сбежавшим вслед за армией в Варшаву. Едва Громов выбрался из башни «Т-80УК», уши словно заложило ватой, а глаза стали слипаться. Выслушивать доклады подчиненных было настоящей пыткой. В итоге начштаба Зимин не выдержал и, подойдя в упор, прошептал:
– Иди спать, командир, а то ведь здесь свалишься, на хрен!
Громов послушал совет начштаба, забрел в первый попавшийся дом, покинутый хозяевами, и завалился спать на большую двуспальную кровать. Уже сквозь сон он слышал, как на улице горланили сержанты, матерясь, расставляя караулы и меняя боекомплект в танках…
Проспав почти шесть часов, Громов почувствовал себя практически заново родившимся. Первым делом он обошел все танки батальона, оценив на глаз их техническое состояние. Будить замученного зампотеха капитана Вилкова ему не хотелось. Вилков был помешан на технике, и, пожалуй, во многом благодаря ему, потери материальной части были минимальны. Техническая поломка в батальоне в ходе марша воспринималась как ЧП с «последствиями» для провинившихся экипажей. Эти «зверства» Вилкова приносили свои плоды, поэтому в ходе настоящих боевых действий отказов и поломок не было. Техника работала как часы.
Громов закурил и, присев на скамейку рядом с крыльцом двухэтажного дома с вывеской «Fryzjer», с наслаждением затянулся. Ранний утренний перекур был, пожалуй, единственным временем подумать о семье, отправленной в глубокий тыл, и, слава богу, не имеющей возможности с ним связаться. Звонок любимой жены выбил бы его из колеи на целых полчаса минимум. Никакой дисциплиной теплые бытовые мысли из головы не выгонишь. А в условиях скоротечных боевых контактов ослабление внимания чревато смертельными последствиями, как для его подчиненных, так и для него самого. Громов внутренне усмехнулся своим мыслям.
«Рассуждаю, как автомат. Эффективно, неэффективно. Может, так и должен думать офицер в ходе войны, поэтому и в армии меня оставили, и в академию дали рекомендацию».
Здесь Громов был действительно прав. Поле того как бизнесмен Стрельченко стал министром национальной обороны, а потом и главой правительства, все кадровые вопросы в государстве решались с помощью обработки данных тестирования и экзаменов бесстрастными компьютерами. Работа кадровиков была сведена к минимуму, все решали психологи и машины. Каждые четыре года проводилась переаттестация на должность, начиная от экзаменов по тактике и заканчивая физической подготовкой. Кто сдает, тот растет по службе, кто не сдает, обречен на увольнение. Теперь армейская служба перестала быть синекурой, и влияние протекционизма свелось к минимуму. Чтобы удержаться на службе в армии и сделать карьеру, приходилось работать над собой «до седьмого пота» и «дрессировать» подчиненных. Именно здесь скрыты истоки успеха новой русской армии.
В армии всегда было полно офицеров талантливых и храбрых по сути, но дерзких по отношению к начальству и не шибко придерживающихся узких рамок уставов. В прежней Советской или Российской армии они были обречены валандаться на нижних ступенях карьерной лестницы, спиваться от безысходности, «гнить» по дальним гарнизонам или, в лучшем случае, увольняться. Теперь же такие «пацаны в погонах» командовали бригадами и вели армию к безусловной победе. А как заметно изменились солдаты? Переход на контрактную систему службы решил множество проблем, особенно с неграмотностью и недисциплинированностью рядовых.
После того как на Руси отменили пособия по безработице и радикально сократили чиновничий и полицейский аппарат, в армию хлынул поток молодых людей с достаточным уровнем образования, чтобы обслуживать сложную технику. А раньше, бывало, понаберут «баранов» из кишлаков и учи этих «зольдат»! Ладно еще пехота… А связь, флот, ПВО! Да на «восьмидесятом» сейчас электроники установлено, как на шаттле в прежние годы. Офицеров четыре года учат, а тогда хотели, чтобы за год технику осваивали. Никому и в голову из таких «патриотов» не приходило, что классическая «всеобщая армия» давно себя изжила. Вот, к примеру, следователей прокуратуры или персональных водителей для депутатов из призывников что-то не набирают. И хирургов. А ведь управлять бронемашиной в бою или наводить гаубицу во сто крат сложнее, чем бумажки на столе перебирать.
От мыслей подполковника отвлек окрик часового и взлетевшая сигнальная ракета с юго-западной окраины. Затем короткая автоматная очередь. Нащупав рядом с собой штатный «АК-105» и поправив кобуру с «Грачом», Громов отправился на выстрелы. На передовой все офицеры, даже интенданты и штабные, предпочитали вооружаться посолиднее. Кому хочется получить пулю в подворотне или переулке? У многих местных имелось оружие, и настроены они были весьма решительно. Массовое партизанское движение еще не развернулось, но число случаев перестрелок с местными росло изо дня в день.
На секрет боевого охранения батальона вышел из ближайшего пролеска обросший мужик в рваном камуфляже. Его, ясное дело, «приняли», и теперь он стоял на коленях, подняв руки, перед двумя гренадерами и ждал решения своей судьбы. Увидев подходящего комбата, один из бойцов козырнул и, указав стволом «АК» на задержанного, сказал:
– Вышел прямо на нас, товарищ подполковник! Пер, как танк. По-нашему немного разумеет. Оружие сдал! – и ефрейтор поднял за ремень G36.
– Кто такой? – строго спросил Громов.
– Майор Ханс Янке, господин офицер, – с легким акцентом ответил пленный.