Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девятьсот пятый день в мире Содома, утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, башня Мудрости
Анна Сергеевна Струмилина, маг разума и главная вытирательница сопливых носов
По правде говоря, я никогда не думала, что в тысяча девятьсот семьдесят шестом году творилось ТАКОЕ… Ну то есть я не предполагала, что там могли существовать такие вот… девочки. И этот факт стал для меня настоящим потрясением.
Дело в том, что тот мир, откуда пришли к нам эти девочки — это реальность моих родителей. Маме сейчас одиннадцать лет, папа чуть старше… Чудесное советское время! Я так любила слушать мамины рассказы о стране СССР… Когда она рассказывала, то у неё прям глаза горели. И непременно потом вздохнет и скажет: «Да… это было самое прекрасное время… Все было совсем не так, как сейчас…»
Эта мамина ностальгия передалась и мне. Иногда мне удавалось посмотреть старые советские фильмы. И я тоже вздыхала, видя, какими дружными и простыми были тогда люди. Дети могли гулять спокойно где хотели, и ничего с ними не случалось! Доверяли люди друг другу… Общались запросто… Мечтали о чем-то… Шли к какой-то цели… А какие были песни! Мне казалось, что тогда была истинная романтика, ныне утраченная без следа. Барды так душевно пели под гитару про какие-то дивные края, про какую-то немыслимую любовь… И были пионерские лагеря, и давались клятвы, и взахлеб читались книги… И дети играли в войнушку и устраивали дворовые концерты… Тимуровцы помогали одиноким старушкам, и на улицах стояли таксофоны…
И не было тогда богатых и бедных, и не было выпендрежа, и дети уважали учителей. И люди умели по-настоящему дружить. Женщины были скромны, а мужчины — галантны. Люди вообще были ДРУГИЕ.
Мне казалось, что в то время все должны были быть непременно счастливы. Тогда люди были уверены в своём будущем, и государство о них заботилось. Но… оказалось, что все было далеко не так радужно, как представлялось мне по рассказам мамы и по фильмам… Там, в безмятежной советской действительности, лились те самые невидимые миру слезы, которые утирать теперь придётся мне…
Пятьсот несчастных, обездоленных девушек! Совершенно потерянных в жизни, у которых впереди маячил только мрак безнадежности. Какие там бардовские песни, какая романтика, какие книги! Об этих девушках не снимали фильмы, о них не пели песни. Они словно бы вовсе не существовали. Их никто не замечал, как всегда стараются не замечать то, что портит благостную картину всеобщего счастья. Равнодушие… Это все, что они видели. Их жизненный путь вел в никуда. Была в этом доля их вины или нет — совершенно неважно. Не все из них смогли бы выкарабкаться, если бы не Серегин, решивший не просто их спасти, а применить в деле. Ох уж этот наш Серегин… Для него не существует никчёмных людей. Ну а если для него не существует, то и для нас тоже, ибо он — это мы, а мы — это он.
И вот теперь мне предстоит познакомиться с каждой, деликатно поковыряться у неё в душе, чтобы обнаружить и пробудить то самое Великое Начало, которое, будучи щедро полито, даст обильный урожай. А пока они — юные, хрупкие, но уже надломленные ростки. Большинство из них уже приобрели тот цинизм, что призван служить защитой от суровых ветров неидеальной действительности. Недоверчивые, колючие, привыкшие к тому, что притягивают к себе одни несчастья, они не умеют взаимодействовать с миром и выстраивать с ним конструктивные связи. Отверженный, не нашедший своевременной поддержки, неизбежно начинает скольжение вниз. И мало какое общество в состоянии оказать эту поддержку — оно не любит отверженных, сторонится их… Оно смотрит на них с подозрением, проверяя, на месте ли кошелек. А они, замечая это стыдливое движение, ещё больше убеждаются в своей отверженности. И тогда, раз от раза видя такое отношение, им остается только окончательно признать, что им нет места среди «нормальных людей». И это самое страшное. Так отмирает в них все чистое и изначальное, что было заложено Богом, и они обращают своё лицо к Тьме, погружаются в неё и больше никогда не находят выхода.
Но эти пятьсот девушек, что отданы на моё попечение, ещё не дошли до края пропасти. Они ещё слишком юны и очень любят жизнь. Ведь юность неустанно твердит о том, что все ещё впереди, и, как не затыкай уши, голос её не унять. Внутренняя суть этих девочек тянется к теплу, к доброте и ласке, которой некоторые из них не знали от рождения, но душа нашептывала им, что все это существует. Многие из них ещё не утратили веры в прекрасного принца, заблудившегося где-то. А кто-то ещё помнит запах домашних пирогов и теплые руки матери из далекого-далекого безоблачного детства… Все они берегут свои светлые воспоминания, точно горстку жемчужин — ведь хоть редко, но случалось в их жизни хорошее… А у кого нет воспоминаний, тот бережет свои фантазии, трансформированные из когда-то подслушанного, подсмотренного… У каждой из них есть свой священный потайной ящичек с сокровищами, который никогда не откроет посторонний.
Но мы для них не посторонние. И пусть они не сразу научатся доверять, но постепенно броня их будет истончаться. Ведь в них есть главное — и это то, что они советские люди! И они нам нужны. Но не ради выгоды — а потому что и мы им нужны тоже! «Не будьте должными никому ничем, кроме взаимной любви» — когда они познают смысл этой заповеди, то обретут свою внутреннюю гармонию. Это непременно, и довольно скоро, случится с ними, потому что теперь они — НАШИ. Любовь — это та субстанция, которой много не бывает. И в первую очередь им предстоит исцеление любовью. И я, конечно, все сделаю так, как надо. Точнее, не «надо», а ДОЛЖНО. Все, что есть в них хорошего, доброго, все их таланты, способности, черты характера — все это будет раскрыто и реализовано в полной мере. Им больше не понадобится прятать свой потайной ящичек. Ибо весь мир будет их сокровищем — бесконечно дружелюбным, открытым, принимающим их такими, какие они есть, без осуждения, без порицания, без навязчивого контроля.
Вот к этим девочкам, растерянным, испуганным, беспомощно
