– Спэрроу, – сказала она совсем другим голосом, в котором звучало что-то вроде духовной близости. – Необычная фамилия. Вы не родственница Оскара Спэрроу, художника?

– Вообще-то это мой отец, – покорно ответила Лина. Слава Оскара все еще удивляла ее и неизменно заставляла чувствовать себя неловко, как будто она хвасталась тем, что он ее отец. Но теперь она увидела на лице Норы Льюис искренность, которой еще мгновение назад не было. Лина улыбнулась. – Он будет рад услышать, что у него есть поклонники в Линнхерсте.

– О, чудесно! Мне правда нравятся его работы. – Нора Льюис умолкла и снова посмотрела на карточку Лины, сосредоточенно, будто ее интересовало нечто большее, чем краткие сведения о посетительнице. Лина поняла, что Нора решает, как лучше использовать свою маленькую, но важную власть. – Ну, у нас есть порядок пользования архивами – обычно требуется предварительный письменный запрос. Мы были очень строги в последнее время, когда началась эта шумиха с авторством. – Нора Льюис закатила глаза. – Но почти все, что связано с Лу Энн, на прошлой неделе забрал фонд, так что, думаю, ничего страшного… Могу я спросить, что конкретно вы ищете? – Нора Льюис смотрела Лине прямо в глаза: она была одновременно и любезной, и твердокаменной.

Лина колебалась. Стоит ли рассказывать о деле по ущербу за рабство? В конце концов, это Юг, область, незнакомая Лине, экзотическая, как чужая страна. Литература, история и политика подсказывали, что она увидит некий цветущий край, населенный суровыми мужчинами и немногословными женщинами, но Нора Льюис, с ее косой и браслетами, никак не соответствовала этим ожиданиям. На какое-то мгновение Лина подумала, не состряпать ли какую-нибудь историю, но, скорее всего, Нора, с ее проницательным взглядом, мигом раскусит любую ложь. И Лина сказала правду. Она рассказала о деле по возмещению ущерба, о том, что наследник Джозефины мог бы стать главным истцом, о письмах Доротеи, о своей надежде и уверенности, что Джозефина родила ребенка в Белл-Крике, что ее род продолжился. Но важнее всего теперь было выяснить, что случилось с ребенком Джозефины.

Лина замолчала. Во время рассказа она жестикулировала, а теперь опустила руки. Нора сидела за стойкой и смотрела на Лину снизу вверх.

– Боже. Как интересно, – сказала Нора. – Это определенно что-то новенькое. В Стэнморе заинтересованы в том, чтобы потерять Джозефину Белл, а не найти ее, вы ведь понимаете, к чему я клоню. – Она мрачно усмехнулась. – Возможно, я смогу вам помочь, – сказала она. – У нас есть документы, связанные с фермой и рабами, они могут представлять интерес. Если вы вернетесь через час или два, я соберу для вас кое-какие материалы.

– Спасибо, мисс Льюис. Я вам очень благодарна, – сказала Лина.

Она почувствовала сладкую волну успеха.

– Зовите меня просто Норой. Меня все так называют. – Она слегка покачала головой, и серьги заискрились.

В начале третьего Лина вернулась в Белл-Центр – теперь здесь было полно посетителей, стоянка почти забита туристическими автобусами и фургонами, по дорожкам медленно шли толпы женщин, то и дело останавливаясь, чтобы прочитать табличку или понюхать цветок. Только здание архива оставалось пустым, свет был тусклым, кондиционер гудел непрерывно. Нора сидела перед большой черной электрической пишущей машинкой и печатала, как курица клюет корм, медленно, но упорно.

– О, привет, дорогая, – сказала Нора. Позвякивая браслетами, она вышла из-за стойки. Она была обута в открытые сандалии на ремешках, ногти на ногах выкрашены в ярко-синий цвет. – Идите за мной, – велела она.

Следом за Норой Лина двинулась по узкому проходу между высокими стеллажами, каждый был заставлен прямоугольными коробками с прикрепленными к ним этикетками. В дальнем конце здания Нора открыла тяжелую дверь. Флуоресцентные полосы замерцали над головой, и они оказались в серой комнате, напомнившей Лине большие конференц-залы в «Клифтон и Харп», мрачные, огромные, никак не украшенные. Комната была пуста, если не считать прямоугольного стола, окруженного металлическими стульями, и открытой картонной коробки на нем. Рядом с ящиком лежала толстая книга в кожаном переплете, с виду старинная и хрупкая.

Сжав зубы, Лина выдвинула стул и села. У нее дрожали руки. Она почувствовала жар в животе, а затем холод, чувство, которое она всегда испытывала при взлете самолета: ускорение, предвкушение полета, затем тонущее ощущение, когда нос лайнера задирается вверх – и вы уже в воздухе.

Нора указала на книгу.

– Это фермерская книга Роберта Белла, тут все о хозяйстве. Он имеет самое непосредственное отношение ко всем рабам, включая Джозефину. Я подобрала вам еще кое-что, в основном бумаги, связанные с фермой. – Нора похлопала по крышке коробки. – Надеюсь, что-нибудь найдете для своего дела. Здесь ваша позиция вряд ли вызовет восторг, но желаю удачи.

– Спасибо, Нора.

– И последнее. Не забудьте надеть их, когда будете работать с документами. – Она протянула Лине пару тонких белых хлопчатобумажных перчаток. – Ваши пальцы для старинных бумаг как маленькие смертоносные лучи. Жирные и грязные, даже если с виду не такие.

– Понимаю, – торжественно произнесла Лина, натягивая хлопчатобумажные перчатки.

Подмигнув, Нора вышла из комнаты.

Лина вытащила из коробки первые листки и начала читать. Списки: кухонная утварь; мебель; виды тканей и для чего они использовались (синий ситец – гардины, коричневый дамаск – диван); цветы; продукты питания; имена (Клара, Шарлотта); цвета (индиго, красный); птицы и их крики; насекомые; овощи; названия и авторы книг. Таблицы цифр, столбики подсчетов. Домашние расходы, цены на табак, количество собранных бушелей и имена сборщиков.

Расписки: продажа тринадцати голов крупного рогатого скота; кур; плуга; десяти вязанок дров; сахара, чая и соли; Отиса, раба-мулата хорошего телосложения.

Судя по всему, эти листки были написаны разными людьми; Лина заметила несколько разных почерков. Один – тяжелый, неразборчивый, чернила часто расплывались по странице, как будто автор не ждал, пока они высохнут, прежде чем сунуть листок в ящик стола или сложить пополам. Другой – явно женский, буквы были сильно наклонены влево, так что казалось, будто они лежат поперек страницы, а чернила – тонкие и бледные. И третий почерк, может быть, и не один, трудно сказать. Почерк, то детский и неуверенный, то уверенный и смелый: список книг и авторов выглядел, словно был написан второпях, но список растений явно писался с большим тщанием, каждая буква выводилась медленно, бумага пестрела кляксами.

Лина обратилась к книге в кожаном переплете – ее верхняя часть разбухла, края толстых страниц были неровными и потрепанными. На внутренней стороне обложки было написано: «Фермерская книга Белл-Крик, Вирджиния, 1830 год. Мистер Роберт Белл, владелец». На первых страницах было записано общее количество акров, акров посадок (табак, кукуруза, пшеница), даты посадки, даты сбора урожая, головы скота. Далее шел раздел под названием «Рабы». Список имен, а рядом с ними даты. Даты рождения? Покупки? Лина не знала. Имена: Тереза, Уинтон, Лотти, Ребекка, Джозефина, Хэп, Отис, Джосайя, Джонас, Нора, Луис, Энни, Констанс, Дэвид, Генри, Джексон, Нелли, Калла, Мэй, Джеймс, Соломон, Харриет, Сью, Натан. При каждом имени дополнительная запись – дата или дата плюс сумма в долларах: смерть или продажа, поняла Лина.