– Не спорю, именно этого – блистать в высшем свете и возвращаться с бала в свой собственный замок – мне как раз и хочется.

Валерия предложила еще вина, однако казачка резко отказалась.

– Вижу, вам нравится моя гостиная и вообще все это обиталище на берегу великой реки.

– Наверное, потому, что я родилась на берегу такой же реки.

– Только Дуная, – обронила Валерия.

– Не имеет значения. Важно, что мой дом стоит на такой же прибрежной возвышенности.

– Напрасно вы считаете, что не имеет… Еще три дня назад меня предупредили, что на связь со мной может выйти некая Терезия Атаманчук. Кто же она такая? Оказывается, этническая украинка, задунайская казачка по происхождению, давно сотрудничающая с НКВД румынская подданная. – Баронесса деловито порылась в сумочке, извлекла оттуда и положила на стол, чтобы не мешал ее поискам, почти такой же запасной пистолетик, каким была вооружена казачка. А затем достала лист официальной, королевским гербом увенчанной бумаги. – На румынском вы, надеюсь, читаете свободно? – протянула ее гостье, тут же приложив к ней фотографию.

Терезии не нужно было долго разбираться, чтобы понять, что перед ней – данные на нее, подготовленные галацким управлением жандармерии. Точнее, они изложены были на официальном бланке жандармерии, готовили же их – как в этом Терезия не сомневалась – в сигуранце или военной контрразведке.

– Значит, вы с самого начала знали, с кем имеете дело, – встревоженно констатировала задунайская казачка.

– Естественно, знала. Но коль вы все еще на свободе, то понятно, что не предавала вас. Хотя достаточно было пригласить сюда Волчицу без вас и показать ей эту бумаженцию, чтобы она тут же подняла на ноги всю местную полицию и сигуранцу. То есть я спокойно могла убрать вас чужими руками.

Такой поворот встречи оказался совершенно неожиданным для Терезии. Если уж речь шла о благородстве, то, со своей стороны, баронесса засвидетельствовала его самым убедительным образом. Вместе с тем Валерия как бы предлагала: ну-ка покажи, на что способна ты.

Теперь уже Терезия сама наполнила свой бокал и выпила залпом, по-мужски.

– Что вы не выслуживаетесь перед румынскими властями ценой предательства, это мне уже ясно. Но в таком случае непонятно, за кого вы, на чьей стороне, кому служите? Поверьте, я искренне хочу понять это, а значит, при возможности объяснить полковнику Бекетову и другим, кто работал со мной, кто меня снаряжал в этой рейд.

Валерия грустновато улыбнулась, последовав примеру гостьи, налила себе вина и, держа бокал на весу, словно тост, произнесла:

– Наверное, я затрону ваши патриотические чувства, Терезия, но ведь вам важно знать правду.

– Хотелось бы.

– Так вот, я ни за тех, ни за этих. В румынскую и германскую разведки меня «приглашали» с тем же шантажным выкручиванием рук, что и в русскую. Однако служить я не хочу ни тем, ни этим; среди трех «высоких разведывательных сторон» я так и не смогла определить «своих», все они одинаково чужды мне.

– Но, может быть, вам близки венгры, поляки или австрийцы? Мне сказали, что ваш род тоже имеет к ним самое непосредственное отношение.

– Извините, госпожа Атаманчук, однако все названные страны и народы мне тоже глубоко безразличны. Вы спросили, за кого я? Так вот, я – сама за себя и служу только самой себе. Я страстно мечтаю о том дне, когда все мои вербовщики оставят меня в покое, когда все разведки мира попросту забудут о моем существовании.

– Тогда почему вы все еще здесь? Позаботьтесь о надежных документах и уезжайте в Швейцарию. Как-то, еще в румынской газете, я читала, что в наши дни Женева, Цюрих, Берн и другие города Швейцарии постепенно превращаются во вселенское скопление аристократов со всей Европы. К тому же оттуда всегда можно вылететь в Швецию, Испанию или в Португалию.

5

К тому моменту, когда румыны пошли в наступление, на рейде батарейного залива уже стоял эсминец «Батуми». Скоординировав огонь по данным двух выставленных Гродовым наблюдательных постов, все орудия корабля поддержали береговую и две полевые батареи пехотинцев.

Румыны несли огромные потери, но в этот день они словно бы остервенели: цеплялись за кожную кочку, накапливались в каждой ложбинке, а после того, как атака захлебывалась, офицеры не отводили солдат на исходные позиции, а ползком перебрасывали залегшим подкрепления. Шестиметровые стволы врытых в землю орудий береговой батареи раскаливались до того, что вокруг загоралась трава и бойцам приходилось поливать ее из шлангов.

– Если мы и дальше будем вести огонь с такой интенсивностью, – встретил появление комбата у себя на позициях командир взвода главного калибра Куршинов, – через два-три дня нам придется менять стволы всех трех орудий. – Это тревожащее душу предупреждение – о замене изношенных стволов – комбат слышал уже не впервые. Еще вчера, после очередного боя, о нем обмолвился командир третьего орудия Сташенко, самый старый и опытный из артиллеристов.

– Тут солидная работка выплясывается, товарищ комбат, – заметил он, завершая осмотр орудия. – По инструкциям, то есть по давности, ствол еще вроде бы должен соответствовать… Но кто и в какой инструкции мог предположить, что береговой батарее такие круглосуточные пехотные бои вести придется?

– Ты яснее можешь, старший сержант?

Сташенко грязной тряпкой старательно протер лысеющую голову, едва прикрытую на затыльном пятачке какой-то замызганной пилоткой. На грязных технических работах бескозырки свои комендоры старались не надевать: во-первых, плохо на голове держатся, во-вторых, не хочется марать, да и вообще бескозырка – это святое; она не для грязных работ, а для боя, для фарта и форса.

– Так я ж и докладываю, – объяснил. – При такой густоте снарядной максимум двое суток продержимся. Стволы до того накаляются, что, того и гляди, мешки с порохом, да и сами снаряды в казеннике взрываться начнут. К тому же и точность стрельбы уже не та, не знаешь, на какой калибр поправку вводить.

– Что предлагаешь?

– Поскольку запасные стволы у нас есть, нужно готовиться к замене изношенных.

– Видел я эти стволы: тонны и тонны.

– К тому же замену проделывать придется ночью, – окончательно «утешил» его Сташенко.

И вот теперь о замене заговорил уже командир взвода. Причем речь шла не о первом орудии, которое обычно выступает пристрелочным, а потому износ его наибольший, а обо всех трех. И Куршинов тоже предупредил: износ полный, поэтому может быть погибельным.

– К разговору о стволах, лейтенант, вернемся после боя. А пока что – огонь по целям!

Приказание прозвучало решительно, однако опасение на душе у комбата все же осталось. Развеял его грустные мысли радист. Как только комбат прибыл на основной командный пункт, он тут же сообщил, что на связи – командир эсминца «Батуми» Горидзе.

– Слушай, комбат, ну как там мои бомбардиры сработали? – послышался в наушниках густой баритон с характерным кавказским акцентом. – Что скажешь?