– У вас, говорят, успех?

– Так, некоторый… – пожал плечами Бестужев.

Он видел, что Мигуля вовсе не пьян – как недавно Иванихин,находился в состоянии, когда определенная доза спиртного служит скорееаналогией английской чашке овсянки к завтраку…

– А у нас вот несчастье, – признался Мигуля, глядяна ротмистра совершенно трезвыми глазами побитой собаки. – Петеньку Сажинаубитым нашли. У нас тут, знаете ли, ротмистр, все кому-нибудь да родня, вот иПетенька на моей крестнице был женат. Аглая, бедная, на сносях, а тут такоестряслось…

– Как?!

– Да вот так, обыкновенно, – устало промолвилпристав. – Был человек – и нету… Господин ротмистр, ежели у вас ко мне нетсрочных служебных дел, я бы вам, право, был весьма даже признателен…

– Я не уйду, – сказал Бестужев. – Посколькукак раз и пришел поговорить с вами откровенно. По-моему, самая пора.

– Да о чем говорить…

– О деле, – сказал Бестужев решительно. –Сажин знал… и вы знаете что-то такое, что должен знать я.

– Полагаете?

– Да хватит вам вилять, – сказал Бестужев, кладяна стол шляпу (он был в партикулярном). – Ваши с Сажиным расследованияимели какую-то связь с самоубийством коллежского асессора Струмилина… вернее, вчем я уже нисколько не сомневаюсь, убийством, замаскированным под самоубийство.И я должен знать, к чему вы пришли, каким образом, почему…

Мигуля молча смотрел на него, иронично щуря печальные глаза.

– Хватит! – сказал Бестужев. – Судя по вашимпогонам, вы пришли в полицию не с гражданской службы, а с военной.Следовательно, имеете некоторое понятие об офицерской чести…

– Да уж, позвольте таковое иметь!

– Что ж, я только рад, что вы имеете… – сказалБестужев. – Ермолай Лукич, хотите, я скажу, что вы так старательнопытаетесь от меня скрыть? Ваше убеждение в том, что к смерти Струмилина инападению на золотые караваны причастны свои. Точнее, наши. Кто-то, занимающийдостаточный пост в охранном отделении или жандармском управлении. Я прав? Несмотрите на меня так. Я, да будет вам известно, самостоятельно пришел к тем жевыводам. Правда, мне пока непонятно, кто именно. Но я обязательно его найду.Покойный Струмилин был моим хорошим другом, я учился у него ремеслу… И ничегоне намерен оставлять безнаказанным. Мне нечего опасаться, простите. За спиной уменя – Петербург. А вам, как человеку с опытом, должно быть прекрасноизвестно, какое значение придается сейчас в департаменте генералу Герасимову…Даю вам слово офицера, что я действительно намерен покарать виновного. Невзираяна прошлые заслуги. Ситуация такова, что никакие заслуги не спасут… У вас естьвыбор: либо работать со мной, либо… черт, мне просто нечем на вас воздействовать.Я просто буду считать вас человеком, недостойным вашего мундира. Можетерассмеяться над этой угрозой… но чутье мне подсказывает, вы хорошийполицейский, вам небезразлично мнение о вашей персоне со стороны…

– А водки выпьете? – спросил вдруг Мигуля.

Не колеблясь, Бестужев протянул руку к стакану пристава,поскольку другой посуды в пределах видимости не имелось, налил себе на треть,залпом выпил и бросил в рот ломтик сала.

– Слово, значит, даете? – протянул Мигуля. –Ох, Алексей Воинович, в мои-то годы столько словес наслушался…

И все же он теперь был другим. Некий перелом произошел.Чувствуя это, отчаянно пытаясь найти верный тон, Бестужев сказал:

– А вы рискните, Ермолай Лукич. Пытайся я что-тозатушевать, покрыть, я бы к вам и не пришел вовсе. И Тутушкина искал бы не я, адругие…

– Думаете, они его не ищут? – фыркнул Мигуля.

– Конечно, ищут, – кивнул Бестужев. – И могутнайти раньше нас… Вы ведь его тоже пока что не нашли, а?

– Откуда вы знаете?

– Нюхом чувствую.

– Не нашел, – признался Мигуля. – Я,собственно, лишь помогал Петеньке…

– Что с ним стряслось?

– Нашли в меблирашках Покровской, – сказалМигуля. – Выглядит все так, словно она сначала его ножиком пырнула подсердце, а потом сама зарезалась… только я Петеньку знаю давно. Не позволил быон девке себя пырнуть, да еще положить с одного удара. И потом, мне-тодостоверно известно, что Петя с нею не путался. А была она его негласнымсотрудником. Его уж мертвого полураздели да придали такой вид, будто…

– Кто – «она»?

– Анька Белякова, – сказал Мигуля. – Былатакая девица…

– Анюта?! – воскликнул Бестужев.

Мигуля впился в него уже лишенным расслабленности,полицейским взором:

– Вы ее знали?

– Да, – сказал Бестужев. – Она-то мне ивыдала описание той дамочки под вуалью, что регулярно навещала номер Струмилина,мало того, была там в ночь убийства. Я и пошел к Тутушкину… Значит, Сажин тожеотрабатывал этот след?

Мигуля вздохнул:

– Петя был человеком с большими карьерными амбициями,следует вам знать. Жаждал повторить феерическую карьеру Путилина, да и о вашемГерасимове говорил исключительно в превосходной степени. За пять лет изротмистров в генерал-майоры – эт-то, знаете ли, впечатляет амбициознуюмолодежь… Вы вот расспрашивали Ваську Зыгало про гильзу… Значит, догадались,что дело нечисто?

Бестужев молча кивнул.

– Вот… – сказал Мигуля. – Петруша пришел ктому же самому выводу, послушав Ваську. Что-то неладное с этой гильзой, никакона не могла оказаться на том месте, имей мы дело с обычным самоубийством. Атут еще и Ванька Тутушкин неведомо почему пустился в бега. И Анька рассказалапро даму под вуалькой. И Аргамаков ни за что не соглашался показать Петеследственные материалы, запойным прикинулся, ха! Да у него счеты в головевместо мозгов, он карьеру делает с упорством швейцарского хронометра, какие ж тутзапои?

– Да, мне самому показалась весьма наигранной этавнезапно вспыхнувшая страсть к спиртному… – сказал Бестужев. –Аргамаков ничуть не походил на запойного. Я их навидался, как всякий русскийчеловек…

– То-то и оно… Короче говоря, Петруша увидел во всемэтом деле прекрасный повод ухватить удачу за хвост. Или что там у нее,кудри-локоны? Начал копать с привлечением всей негласной агентуры и гласныхвозможностей. А потом, когда узнал, что Струмилин ваш был не просто чиновником,а сотрудником питерской охраны, что дело связано каким-то боком с ограблениемприисковых обозов, – воодушевился еще больше. Понять его нетрудно. Раскрывтакое дело, можно ждать самой высокой благодарности, и орденов, иповышений. – Мигуля горько усмехнулся. – Вот только в таких делахможно еще вместо всех награждений дождаться преждевременной панихиды… ноПетруша, как я его деликатно ни предостерегал, решил по-своему: либо грудь вкрестах, либо голова в кустах. Крест и вышел, деревянный только…