– Эх, Илья Кузьмич, не наша это компетенция…

– Я знаю, – кивнул Баланчук. – Но поройбывает невероятно обидно…

Он встал, вытянув руки по швам. Бестужев тоже поднялся.

– Ну что, Алексей Воинович, – с явнымудовольствием сказал вошедший Ларионов. – Подняли тарарам? Должен сказать,поневоле восхищаюсь изяществом, с коим вы провели операцию. В Аннинске творитсятакое, что городок больше всего напоминает разворошенный муравейник. Только чтотуда выехала наша команда… От ваших филеров по-прежнему никаких известий?

Бестужев мотнул головой:

– Никаких. Следовательно, продолжают поиски.

– Как это он ухитрился сбежать…

Бестужев насторожился, но в голосе полковника не было нималейшего двойного смысла – он откровенно переживал мнимую неудачу Бестужева, итолько. Со вздохом повторил:

– Как он ухитрился… В руках у вас был…

Напустив на себя грустный и расстроенный вид, Бестужев пожалплечами:

– И на старуху бывает проруха… Ловок в приемчиках,несомненно специально обучался всяким хитростям вроде джиу-джитсу. Первым сшибменя, кинулся в тайгу, агенты, болваны, бросились ко мне, вместо того чтобынемедленно начать преследование или стрелять по ногам…

– Ну, ничего, – ободряюще сказал Ларионов. –Человек со связанными руками в таком городишке, как Аннинск, – вещьприметная. Вряд ли будет отсиживаться в тайге, пойдет в город…

– А в городе у него наверняка явка, – уверенносказал Бестужев.

– Ничего, постараемся отыскать… Я говорил сгубернатором, в Аннинск перебрасывают три вагона со стражниками. Устроимхар-рошую облаву…

«Как бы они от излишнего усердия не наткнулись на моютроицу, – подумал Бестужев озабоченно. – Да нет, Пантелей с Сёмойсумеют продержаться…»

И спросил:

– Труп того, что выпал из теплушки, не опознали?

– Нет пока. Судя по всему, совершенно чужой в этихместах человек, – досадливо ответил Ларионов. – Работают-с… АлексейВоинович, тут у нас еще один труп. Господин Силуянов не верил в интуициюподполковника – но, как оказалось, зря. Илья Кузьмич нюхом своим хвалился незря…

– Что стряслось? – приподнялся Бестужев.

– Енгалычев покончил с собой, – сказал полковник,грузно усаживаясь за свой стол. – С поезда отправился прямиком к себе надачу, на Афонтову гору, и там… Снял люстру, приспособил веревку на крюк… Тамсейчас работают наши сотрудники, обыск еще не завершился, но и того, о чемдоложили, достаточно. Господа офицеры, на даче Енгалычева обнаружено около двухфунтов шлихового золота, кроки местности, подозрительно напоминающие чертежиотдельных участков дороги, ведущей из Аннинска на прииски, два кавалерийскихкарабина, а главное – из мусорной корзины вытащили обрывки письма и сумели ихсложить… Рано пока строить полную версию, но уже сейчас несомненно явствует,что наш безобидный, остававшийся вне подозрений господин Енгалычев был связан сналетчиками. Автор письма недвусмысленно на это намекает, вообще письмовыдержано в угрожающем духе, из него явствует, что в случае, если Енгалычевпровалит дело, к нему будут применены самые жесткие меры критики. Должно быть,когда сорвался налет и наш герой вернулся в Шантарск, нервишки у него невыдержали, предпочел сам, не дожидаясь кары «товарищей»…

– Говорил же я! – с вполне понятным торжествомвоскликнул Баланчук. – А Силуянов не верил… Письмо у вас, господинполковник?

– Да, уже доставили. Ознакомьтесь, господа. С однойстороны, проскользнул он у нас меж пальцев… но с другой… – полковникзначительно поднял палец. – Быть может, все обстоит не так уж плохо? Послесамоубийства Енгалычева и провала очередного налета, завершившегося жертвамиисключительно с их стороны, они наверняка приутихнут, а то и вовсе откажутся отдальнейших планов. Теперь нужно напрячь агентуру…

Бестужев взял у Баланчука письмо, аккуратно наклеенные наплотную бумагу и расправленные обрывки. Быстро прочитал про себя. Что ж,составлено оно было крайне убедительно – полностью ложилось в эту версию. Воттолько имевшиеся у него сведения эту самую версию полностью опровергали. Носказать об этом он пока что не мог… Значит, вот так. Под угрозой разоблаченияне остановились перед убийством. Судя по тому, как оперативно все проделано,задумано было, не исключено, заранее – при первых известиях о провале планстал претворяться в жизнь…

– Что скажете? – ликующе спросил Баланчук.

– Что тут скажешь? – пожал плечами Бестужев,старательно изображая на лице радость. – Жаль, что не попал нам в руки… Новы, безусловно, правы – теперь известно направление поисков…

– А не пора ли докладывать в Петербург? – потерруки полковник. – Алексей Воинович, мы так долго блуждали в потемках, чтосейчас я не могу удержаться, хочется побыстрее донести об успехах… ведь этоуспех!

– Безусловно, – кивнул Бестужев. – Внекоторой степени успех. Я немедленно отправляюсь на телеграф. Простите,господа, у меня свой шифр, таковы уж инструкции…

Однако, выйдя из жандармского управления, он свернул вдругую сторону. Старательно проверяясь, прошел пару кварталов, свернул за угол.Не обнаружив за собой слежки, остановил извозчика и распорядился:

– В Николаевскую полицейскую часть, да поживее…

…Великан Зыгало, провожавший его по коридору, выгляделсегодня каким-то необычным – насупленным, словно бы удрученным. Трудно былопредставить, что на свете отыщутся вещи, способные всерьез удручитьнезатейливого сибирского богатыря, но Бестужев не стал приставать с вопросами,собственных забот хватало.

Однако он почувствовал что-то определенно неладное, когданавстречу им попался тщедушный – полная противоположность фамилии – Мишкин. Уэтого в лице тоже наличествовало что-то странное, словно бы на полицейскуючасть внезапно обрушилась некая беда, оставив на всех без исключенияфизиономиях свой унылый отпечаток.

Бестужев вошел в дверь, откуда Мишкин как раз вышел. ПриставМигуля сидел за столом в расстегнутом кителе, молча глянул на Бестужева, нехотякивнул в сторону шаткого стула (шаткого, надо полагать, из-за того, что оченьуж частенько с ним вместе летели на пол клиенты, коим Зыгало отвешивал своинеопровержимые аргументы во всю силушку), потянулся к откупоренной бутылке сводкой и налил себе треть стакана.

Никаких казенных бумаг на столе на сей раз не было – вместоних красовалась помянутая бутылка, блюдечко с ломтиками сала и разломанной накрупные дольки чесночной головкой. Подобный натюрморт был абсолютно неуместен вкабинете уважающего себя полицейского пристава – средь бела дня, на глазах уподчиненных, будучи в форме?! Бестужев сел, окончательно удостоверившись, чтоздесь происходит нечто из ряда вон выходящее по здешним меркам.

Одним движением выплеснув водку в рот, Мигуля сглотнул,легонько передернувшись, вместо закуски понюхал очищенную дольку чеснока.Уставился на Бестужева: