– Вы не посмеете…

– Интересно, почему это? – с искренним недоумениемспросил Бестужев. – При том, что мне никто не способен помешать, а людимои, могу вас заверить, сохранят полнейшее молчание… Простите, я сатрап.Голубая крыса. Высокой моралью не отягощен, а такие, как вы, у меня стоятпоперек горла. Честно вам признаюсь, все равно никому не расскажете… Ну да, цапнуля с Иванихина хорошую взятку. Благо его устремления полностью совпадали смоими, так что насилия над собой делать не пришлось. Все просто прекрасноустроилось: впоследствии Гнездаков поделится со мной всей добытой у васинформацией, я ее представлю по начальству, и все будут довольны? Иванихин, я,мое начальство… Все, кроме вас – ваши-то косточки будут раскиданы по всейтайге…

– Вы не посмеете… – повторил пленник, судя по еголицу, уже придерживавшийся абсолютно противоположного мнения.

– Да посмею, посмею, – скучным голосом сказалБестужев. – Ну кто мне помешает? Экий вы, право… Возможно, с вашей точкизрения я и поступаю дурно, но кого интересует ваша точка зрения? Какиеглупости… Знаете, я больше ни о чем вас не буду спрашивать. Подите вы к черту,любезный. Возиться с вами… Все равно уже через несколько часов, когда прибудетс приисков Лука Гнездаков, из вас с помощью совершенно нецивилизованных методоввытряхнут все, что знаете. К чему мне себя утруждать, оскорбления ваши слушать?Желаю удачи… хотя в вашем положении об удаче говорить смешно и неуместно…

Он сделал ручкой пленнику, глядевшему на него с пола уже безпрежней заносчивости, наоборот, с ужасом, вышел во двор и отвел в сторонуПантелея с Сёмой.

– Вот что, ребятки, – сказал он устало. –Бросьте его куда-нибудь в чулан, пусть полежит там часочка три. Кляп забейтедля пущей надежности, чтобы не орал. Не обращайтесь к нему, не говорите с ним,смотрите, как на пустое место… Один пусть сторожит дом вместе с Савелием, адругой сбегает в город и подыщет надежное место, куда его можно будетпереправить с темнотой. Вы же толковые сотрудники, обучены делать чудеса, сподобной задачей справитесь шутя… Когда стемнеет, переправьте его на новоеместо и караульте как следует. Я сейчас поеду в Шантарск и вернусь черездень-другой. Ну а часика через два, когда дойдет до кондиции, прежде чемпереправить на новое место, расколите. Он уже доходит, полежит в чулане ещенемного, полной мерой осознает безнадежность своего положения. Вряд ли емухочется попадать в лапы Гнездакова, откуда живым не вырваться… Ну, не вас мнеучить. Сами на вокзале не появляйтесь, оставьте для меня письмо на почте, до востребования.Все поняли?

Оба кивнули, глядя на него грустно-понимающе. Не задали ниединого вопроса, которые в такой ситуации у толковых филеров просто-такивертелись на языке. Ну хотя бы: «А почему мы его не везем в Шантарск?» Ноименно потому, что оба были опытными сотрудниками, прошедшими огни и воды (амедных труб им, увы, и не полагается вовсе), должны были догадываться о многом– быть может, обо всем.

– Ну, я на вас полагаюсь, – сказал Бестужев, видя,что пауза затягивается. – По сравнению с иными переделками не задача передвами поставлена, а сущие пустяки… Я – на вокзал.

…Как и следовало ожидать, на вокзале он застал непривычнуюдля этих мест суету – там толокся весь наличный состав здешней полиции ижандармерии вкупе с местными властями. Товарняк давно отогнали на запаснойпуть, так что публика и не понимала, что, собственно, происходит…

– Ваше благородие… – неуверенно сказали за спиной.

Бестужев обернулся. Давешний жандарм, не так давнопровожавший их в дорогу, мялся, плохо понимая, стоит ли раскрывать вслухинкогнито гостя из губернии.

– Ну?

– Господин поручик хотят поговорить с вашимблагородием…

– Когда ближайший поезд на Шантарск?

– Через восемь минут подойдет пассажирский, западногонаправления.

– Тогда ничего не получится, – сказалБестужев. – Некогда. Поручику передашь, пусть все идет обычным порядком…В Шантарск по телеграфу доложили?

– Конечно, первым делом…

– Вот и прекрасно, – сказал Бестужев, нетерпеливоглядя на запад, в ту сторону, откуда должен был появиться пассажирский. –Кругом!

– Вот, изволите ли видеть! – воскликнулподполковник Баланчук, щелкнув ногтем по извлеченной из конверта бумагеказенного вида. – Алексей Воинович, вы ведь, кажется, близко сталкивались сИваном Мызгиным? Волков, Петрусь, и прочая, и прочая?

– Ну как же, – сказал Бестужев, оживившись. –Несмотря на молодость, на этом волчонке клейма ставить негде. Боевая дружинаэсдеков, участвовал в переправке оружия из-за границы, в Львовской школе бомбистовсо мною вместе учился, «эксов», в коих участвовал, и не перечесть по пальцам,поскольку пальцев не хватит. Искалечил агента охраны, а уж вооруженноесопротивление полиции для сего вьюноши – дело столь обыденное, что о нем иупоминать особо не стоит… Он ведь пойман на Урале?

– И даже судим, – кивнул Баланчук. – Вот-с,сводка… Интересно вам знать, сколько отмерила этому молодцу Казанская судебнаяпалата? Всего-то восемь годочков каторги… а потом снизила срок до двух летвосьми месяцев каторжных работ с последующей вечной ссылкой в отдаленные районыСибири. Как будто эти господа надолго в отдаленных районах задерживаются…

– Сколько лет?!

– Два года восемь месяцев, – с горькой ирониейповторил Баланчук. – Судебная палата, изволите ли видеть, приняла во вниманиенесовершеннолетие обвиняемого в момент совершения им большей частипреступлений. Гуманно, не правда ли?

– Черт знает что такое, – с сердцем сказалБестужев. – Как будто ему несовершеннолетие мешало калечить агентов,стрелять в городовых и красть взрывчатку… Это ведь волчина, несмотря на юныегоды, прекрасно его помню. Звереныш.

– Вот так. Мы ловим, а судебная палата… Вам доводилосьслышать об североамериканском Ку-клукс-клане, Алексей Воинович? Честное слово,есть в этом что-то привлекательное: явиться ночью к такому вот Петрусю,веревочку на суку примостить… И никакой тебе либеральной юстиции. И ведь нассатрапами именуют ихние газетенки…

– Господи, подполковник… – устало вздохнулБестужев. – Сам знаю, что мы связаны по рукам и ногам, да что поделаешь…

– Можете вы мне ответить на щекотливый вопрос?Государь, вообще-то, читает то, что ему сообщает начальство охраны? –Баланчук понизил голос. – Простите за ересь, но кажется иногда, что –нет. Иначе не было бы такого разгула либерализма…

Бестужев усмехнулся:

– Знаете, Илья Кузьмич, я, к сожалению, не имел честибыть допущенным во дворец, так что вы не по адресу обращаетесь…

– Бросьте. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.Вы как-никак работаете в столице, должны знать обстановку. Что у нас происходитв империи? Любая европейская держава, хоть на словах и выставляет себя светочемлиберализма, со своими бомбистами расправляется так, что небу жарко… А у нас…