Хочется поскорее оставить эти душные, пыльные, замусоренные улицы, кишащие дикими, которым, кажется, нет числа. Уж и не сосчитать, сколько их полегло под колесами, но выжившие лишь скалят озлобленные лица так, что у них лопается кожа на скулах, а во рту вздуваются кровавые пузыри. Кто вы, и как дошли до такой жизни? Можно ли считать вас людьми, или вы уже порождения нового мира, жуткие исчадия, отвратительные твари? Что же стало с вами? Какая напасть одолела? Вряд ли мы узнаем, что здесь когда-то произошло, и как многие жители славного города Калуги вдруг стали дикими.

На относительно ровной расчищенной дороге можно смело управлять байком и одной рукой. Взмах топора – рука со скрюченными шишковатыми пальцами летит прочь. Еще взмах, и по тому же маршруту отправляется обнажившая гнилые черенки зубов лысая голова в коростах. Лезвия ножей разрезают еще одну особь, слишком близко подобравшуюся к колесам. Рука с топором взлетает и опускается, точно я не живой человек, а машина, разделывающая туши на мясокомбинате.

Там, впереди, Данилов прокладывает дорогу, уводит нас прочь из гиблого города. Мне кажется, у него сейчас кошки скребутся на душе. Потерять близких друзей, найти и потерять сына, не выполнить задание руководства и возвращаться обратно ни с чем: все его путешествие – одна сплошная неудача. Многие бы сломались на его месте, не сдюжили, но Иван – крепкий парень. За это время я невольно проникся к нему уважением, а обстоятельства сблизили нас. Только вот назвать Данилова другом я все равно не могу – нет у меня ни друзей, ни приятелей. Есть временные союзники, клиенты-заказчики и враги. Последних особенно много.

Мимо проплывает завод с градирнями, на которых свили гнезда пернатые жильцы. Оттуда доносится нечто, похожее на карканье. Огромные буквы на стеле свидетельствуют о том, что перед нами Турбинный завод. Ну и куда же без вездесущего памятника Ленину в прилегающем сквере – бывший вождь вытягивает руку вперед, словно благословляет нас перед трудной дорогой.

Похоже, мы в индустриальном районе – цеха сменяют склады, им на смену приходят комбинаты и заводы, тут и там торчат трубы. Вдоль улицы попадаются и небольшие заброшенные двухэтажные домики, которые ранее были жилыми. Дикие наконец-то отстали, а на окраинах они встречаются все реже. Какое-то время нам еще попадаются гаражи и брошенные дачи с прохудившимися крышами, поросшие сорняком и вьюном, с рухнувшими ограждениями, иногда почерневшие от пожарищ, и наконец мы вырываемся из города. По обеим сторонам от разбитой дороги тянется лес, заросли сгущаются с каждым пройденным метром, все раскидистее узловатые кривые ветви с желтеющей влажной листвой, все ближе к асфальтовому полотну подбираются разросшиеся деревья. Шум вездехода и рычание байка сами по себе не служат надежным прикрытием, выдавая нас с головой. Остается надеяться, что крупные хищники все же обойдут этот шум стороной, решив не связываться с нами. Есть и другие опасности – бандиты, например. Тем ничего не стоит устроить засаду в таких зарослях или соорудить незамысловатую ловушку, перекрыв трассу. Тем более, если раздражителем выступают очень неплохие по постъядерным меркам средства передвижения.

Землю постепенно укутывают сумерки, разливаясь стелющимся по земле туманом, прикрываясь тенями деревьев. Данилов врубает фары. Тьма наступает, галогенные лампы отчаянно борются с ней, перемигиваясь. Лишь бы не потухли, тогда наша скорость замедлится до черепашьей, а то и вовсе придется встать. А ночевать посреди дороги как-то неуютно – если кто-нибудь захочет подкрасться, заметить его будет крайне сложно. Кое-где сквозь просветы в листве мелькают треугольные крыши сохранившихся домиков ближайших к дороге деревень и сел, пару раз мимо проплывают купола с крестами. Но предложить Данилову остановиться заночевать в одном из помещений я не решаюсь.

Внезапно вспыхивают задние тормозные фары вездехода – Иван плавно притормаживает «Мурашку», та вздрагивает, чихает напоследок и замирает на обочине. Со скрипом открывается дверь кабины, и из нее высовывается осунувшееся лицо Данилова. Я подъезжаю ближе.

– Слушай, Ямаха, а чего тупим? Закидывай свой байк внутрь и сам залезай. Будем рулить по очереди, заодно и отдохнем. Уж больно не хочется останавливаться в ночи.

– Можно было бы, – пожимаю плечами я, – только вот внутрь байк не влезет, больно дверь маленькая.

– В кабине есть смотанный стальной трос, прикрутим его сбоку к корпусу, – находит новое решение Иван. – Там и выступ имеется, можно использовать его, как подставку.

Через полчаса работы все готово. В очередной раз придирчиво осмотрев крепления в свете фонарика и подергав байк, я залезаю в пыльную кабину на место водителя. Данилов забирается на второе сиденье и тут же отключается. А я в свете подрагивающих фар трясусь дальше по изрытой дороге.

Вскоре мы съезжаем с Киевского шоссе на Калужское – не хочется ехать через Обнинск и Балабаново, по слухам там засели бандиты, а лишние проблемы нам совсем ни к чему. Далее будет Варшавское шоссе и никаких крупных населенных пунктов до самого Подольска. Заброшенные деревеньки не в счет.

Три часа спустя Данилов сменяет меня, а я отправляюсь на боковую, предварительно дав Ивану указания не ехать через центр Подольска, а выбраться по заброшенным окраинам города на Симферопольское шоссе. Сую ему карту автомобильных дорог, найденную за сиденьем, для ориентира на местности.

– Разберусь, – отмахивается Данилов. – В молодости не раз тут катался, помню еще.

– Чуть что, сразу же буди меня, – говорю я ему.

Слава богу, ночь обходится без происшествий, только пару раз, по словам Ивана, из лесной чащи выбегали на дорогу зверушки, но они не решались вступить в конфликт с механическим монстром перед ними и добровольно ретировались, позволяя нам беспрепятственно двигаться дальше.

Три часа сна придают мне сил, хоть и спал в неудобной позе. Продрав глаза, я не сразу понимаю, где нахожусь, но спустя полминуты мой мозг восстанавливает события прошедших дней.

Под Покровом мы сворачиваем направо, на Домодедовское шоссе – оно выглядит свободнее от навсегда застывших машин, да и полотно поровнее, сохранилось лучше. А после развязки выруливаем на трассу М-4.

Наутро, с первыми лучами солнца, делаем небольшую остановку. Данилов напяливает на нос свои погнутые и треснутые солнечные очки, и мы выкарабкиваемся из кабины, ощетинившись стволами, готовые в любой момент прыгнуть обратно и сорваться с места, подняв в косых лучах солнца облака залежавшейся пыли. Лес отступил, далеко впереди угадывается какой-то городок. Поскольку я спал вторую половину пути, то не могу определить, насколько близко мы подобрались к конечной цели. Но по всему видно, что это еще не Москва. Возможно, один из приткнувшихся к столице городков. Сейчас заброшенный, как и многие подобные городки в области.

– Уже близко.

Смотрю в хмурое неприветливое небо, сквозь которое прорываются солнечные лучи, и задумываюсь о ближайшем будущем. Я и прежде долго размышлял, стоит ли мне возвращаться в Москву, где на меня объявлена охота, но понял одно: мне надоело бегать. Если придется – встречусь с врагами лицом к лицу. Данилову, опять же, помощь не помешает. А там посмотрим. Если доберемся в целости до Конфедерации Печатников, то меня ждет неплохая награда за бумажки, спрятанные в багажнике байка. Что потом? Наверняка найдутся и другие заказы. Обычно клиенты как-то сами меня находили, особенно если светит работенка, о которую можно замарать руки. А может, рвануть прочь из Москвы? На север, скажем? До меня доходили слухи, что где-то там есть настоящий город Полярные Зори, живущий и процветающий, а вот радиации уже нет и в помине. Есть и другие еще неосвоенные направления. Зима надвигается? Плевать, как-нибудь протяну. Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда дружище байк со мной?