ее мучения. – Ты не боишься! Ты готова встретить его, ты готова бороться за собственную жизнь. У тебя есть ружье.

Он стиснул ладонь Аси, и та, не открывая глаз, вцепилась в руку Грениха. Он боялся, что прикосновение разбудит ее, выведет из состояния гипнотического сна, но каким бы оно ни было зыбким, все же она не прорывала его тонкой, как у мыльного пузыря, оболочки. Слишком была податливой, слишком легковерной, воспитанная религиозной матерью, жившей, как отшельница. Мысли, что девушка могла в эту минуту притворяться, Грених даже не допустил.

– В глазах чудовища страх, ты поднимаешь винтовку, взводишь затвор, целишься. Стреляй! Стреляй! – Ася выкрутила пальцы профессора с такой силой, что он сам чуть не закричал. Такое возможно было только под гипнозом. Люди, которых вводили в гипнотический сон, вытворяли невозможные вещи, на которые не способен был ни один человек в привычном своем состоянии, они обретали сверхсилу и сверхмышление, будто на них снисходила какая-то божественная энергия.

Бывало, в его практике случались удивительные истории.

На глазах медперсонала разбитый параличом пациент, потерявший чувствительность кожных покровов, вдруг соскакивал с постели от внушенных под гипнозом ожогов. Грених с удивлением наблюдал, как его брат, всесильный волшебник, проводил по спине больного молоточком, говоря, что это раскаленная кочерга, и у больного возникали покраснения, словно от прикосновения чего-то горячего.

Хватало трех сеансов, чтобы внушением, мануальным воздействием и погружением в сон устранить афазию, парезы, кататонию, подчинить более глубокие нарушения – в работе щитовидной железы, слуховые галлюцинации, вызванные дисфункцией полукружных каналов вестибулярного аппарата, устранить болезни роговицы и сопряженные с ним мерцания и зрительные галлюцинации. Не менее ловко и удачно Максим Федорович избавлял от морфиномании, пьянства и навязчивых идей. Пациенты, переживавшие во время гипноза отвращение к алкоголю, никогда более не возвращались к своей пагубной привычке.

Единственным пациентом Грениха был сам Максим Федорович. А теперь и эта хрупкая девчушка, которая под воздействием внушения вновь пережила появление в своей спальне страшного незнакомца, но теперь она не дала себя в обиду, а схватила винтовку и расстреляла монстра.

Грених живописал, как чудовище, сраженное пулями, трясет мохнатой головой, падает на пол, пробивает доски пола и летит прямо в ад. Он рассказывал, как Ася, по-прежнему сжимая ружье, смотрит ему вслед. Она победила! Она смогла себя защитить, она смелая и сильная.

Ее лицу вновь вернулся румянец, оно разгладилось, исчезла тревожная складка между бровями, перестали трепетать веки. Спустя какое-то время Грених услышал ее глубокое дыхание, какое бывает во сне. Он сложил руки на край дивана, уронил на них голову и протяжно выдохнул, будто преодолел вплавь океан и наконец припал к берегу. Возможно, теперь, спустя десять лет, он сможет начать практиковать гипнотерапевтический метод вновь.

Глава 13. Ночной визит Кошелева

Пробудившись ото сна утром, Ася испуганно встрепенулась, оторвала голову от простыни и смущенно потупилась. Грених тоже проснулся и обмер на полувздохе, следил за ней встревоженным взглядом, боялся слово сказать. Но потом догадался подняться и отойти, чтобы дать ей встать с дивана. Он уснул, сидя на полу в непривычной позе. Вставая, ощутил, как онемевшее тело с трудом просыпается и отзывается на веление мозга. Припадая на затекшую ногу, он отошел к столу и тяжело на него оперся.

Повисла очень неловкая пауза. Но тут за окном раздалось спасительное урчание мотоциклетки. Краснея, девушка метнулась к подоконнику, поглядеть, кто нарушил утреннюю тишину, – скорее просто в попытке бежать, отстраниться от профессора, она прекрасно знала, что на подобном транспорте передвигался только Плясовских. Грених вспомнил о винтовке, бросился ее искать. В голове горела лишь одна мысль, единственный немой вопрос: помнила ли она о вчерашней гипнотерапии?

По-хозяйски распахнув двери, Плясовских ступил на два шага за порог. За спиной его показалась фигура Домейки – верного Санчо Пансы.

Плясовских обвел гостиную суровым взглядом, по очереди отметив сдвинутые столы, диван, увидел Асю, отошедшую к дальнему углу, судорожной рукой поправляющую прядки волос за ухом, глянул на все еще мирно посапывающую Майку на кушетке и на Грениха с винтовкой в руках.

– Это вы здесь, Константин Федорович, вчера вечером пальбу затеяли?

Грених вынул часы и щелкнул крышкой.

– Прошло уже десять с половиной часов с тех самых пор, как мы, по вашим словам, затеяли пальбу. Отчего же советская милиция только сейчас изволила прибыть разбираться?

– Ладно уж ерничать, – шмыгнул носом Аркадий Аркадьевич. – Я, знаете ли, сейчас один на весь город. Ни следователя не назначили, ни команды толком нет. У нас, тутошних, других дел полным-полно. Во-первых, в одном доме лопнула самогонная установка, погибли женщина с ребенком. Во-вторых, вчера дьякон взбесился, забаррикадировался в сарае вместе со своим племянником и палил по нам из двух револьверов, крича, что мы – упыри с погонами, погубили отца Михаила. В-третьих, Зимин повесился.

Ася выбежала на середину комнаты, протянула начальнику руки, потом закрыла ими лицо и стала терять сознание. Грених едва успел ее подхватить. Тут же и Домейко засуетился, кинулся в кухню за водой. В сознание девушку привели быстро, но бессмысленный взгляд ее не предвещал ничего хорошего – она откинулась на спинку дивана, застыв и уставившись перед собой, как вчера на кресле-качалке. Грених безуспешно пытался вернуть ее глазам осмысленность – тряс, кричал, шлепал по щекам. Бесполезно!

Придется вновь поручить ее Майке.

Разбуженная шумом девочка слушала инструкцию отца, сосредоточенно сведя брови, кивая взлохмаченной головой и поминутно утирая нос. Синие мешки под ее детскими сонными глазами делали ее старше на несколько лет. Грених наказал строго глядеть, чтобы Ася одна не оставалась.

– А если кто явится, – добавил профессор, – винтовка – вон, патроны на столе. Стрелять умеешь.

Начальник милиции выпучил глаза.

– А что прикажете? – огрызнулся Константин Федорович. – Хоть бы одного милиционера, что ли, сюда отрядили? Вот, теперь десятилетнему ребенку поручаю караул держать.

Плясовских окинул Майку оценивающим, строгим взглядом.

– Ладно, будущему пионеру можно. И не таким ружья выдавали, были времена.

Развернулся и по-военному двинул к мотоциклетке.

– Перво-наперво в типографию, – бросил он, влезая в седло и натягивая шлем. – Опять же тело не трогали, весьма дорожим вашим вердиктом.

– Посмотрим, – садясь в коляску рядом с Домейко, сказал Грених. – Я был у Зимина в день, когда преосвященный Михаил вроде как его исповедовал. Застал и батюшку. Но тот ничего раскрывать не стал.

– Вестимо! Да и раскрывать нечего. – Начальник милиции повернул ключ зажигания и дальше уже говорил, перекрикивая рокот мотора: – В тот злосчастный день секретарь выскочил из типографии, едва Домейко поведал, что Кошелева ищем. Схватил шинель, говорят,