* * *

Позвонив Лу в час ночи по восточному времени, то есть в одиннадцать по горному, она сказала:

— Как ты думаешь, чем он захочет заниматься? Впереди два месяца. А я не знаю, смогу ли развлекать Уэйна хотя бы два дня.

Лу, казалось, был совершенно сбит с толку ее вопросом.

— Ему одиннадцать. С ним просто. Я уверен, что ему понравится все то, что нравится тебе. Тебе что нравится?

— «Мейкерс Марк».

Лу издал жужжащий звук.

— Знаешь, я, кажется, больше склоняюсь к теннису.

Она купила теннисные ракетки, не зная, умеет ли Уэйн играть. Она сама так долго не играла, что даже забыла, как там ведется счет. Помнила только, что даже если у тебя ничего нет, при тебе все равно остается любовь[93].

Она купила купальники, шлепанцы, солнечные очки, фрисби. Купила лосьон для загара, надеясь, что ему не захочется проводить много времени на солнце. В перерыве между сумасшедшим домом и центром реабилитации Вик полностью покрыла себе руки и ноги татуировками, а избыток солнца делал их чернила ядовитыми.

Она предполагала, что Лу прилетит на восточное побережье вместе с сыном, и удивилась, когда Лу дал ей номер рейса, которым летит Уэйн, и попросил ее позвонить, когда тот доберется

— Он когда-нибудь летал один?

— Он вообще никогда не летал, но я об этом не беспокоюсь. Чуня. Малыш вполне может за себя постоять. Чем уже какое-то время и занимается. Ему, типа, можно дать хоть двенадцать, хоть пятьдесят. По-моему, он больше радуется самому полету, а не тому, куда прилетит. — За этим последовало неловкое, смущенное молчание. — Прости. Получилось совсем уж безмозгло, я не хотел.

— Да ладно, Лу, — сказала она.

Ее это не задело. Ни Лу, ни Уэйн не могли сказать ничего такого, что бы ее огорчило. Она все это заслужила. Долгие годы ненавидя собственную мать, Вик никогда не думала, что сама будет еще хуже.

— Кроме того, он на самом деле отправится не один. Он поедет с Хупером.

— Хорошо, — сказала она. — Но он-то что ест?

— Обычно все, что лежит на полу. Пульт дистанционного управления. Нижнее белье. Коврик. Он вроде тигровой акулы из «Челюстей»[94]. Той, что Дрейфус[95]скрывает в подвале рыбака. Вот почему мы зовем его Хупером. Помнишь ту тигровую акулу? У которой в желудке обнаружили номерной знак?

— Я «Челюсти» ни разу не видела. Нарвалась только на какой-то сиквел по ТВ, когда была на реабилитации. На тот, что с Майклом Кейном[96].

Снова последовало молчание, на этот раз исполненное благоговейного ужаса и недоумения.

— Господи. Неудивительно, что долго мы не протянули, — сказал Лу.

В шесть утра тремя днями позже она стояла у окна на цокольном этаже аэропорта Логан, глядя, как «Боинг-727» Уэйна выруливает через стоянку на взлетно-посадочную полосу. Пассажиры выходили из туннеля и устремлялись мимо нее безмолвными группами, катя за собой ручную кладь. Толпа редела, а она старалась не подпускать к себе никакого беспокойства — где же он, черт возьми? Может, Лу напутал с номером рейса? Уэйн еще даже не под ее опекой, а она уже облажалась… как вдруг малыш наконец вышел, обхватив свой рюкзак, словно это был его любимый плюшевый мишка. Он бросил его на пол, а Вик обняла его, засопела в ухо, стала хватать его губами за шею, пока он со смехом не крикнул, чтобы она его отпустила.

— Понравилось летать? — спросила она.

— Так понравилось, что я заснул, как только мы взлетели, и все пропустил. Десять минут назад я был в Колорадо — и вот я здесь. Разве это не безумие? Вдруг ни с того ни с сего так далеко перенестись?

— Так и есть. Совершенное безумие, — сказала она.

Хупер сидел в собачьей переноске размером с детскую кроватку, и им обоим пришлось немало потрудиться, чтобы стянуть его с ленточного транспортера. Изо рта у здоровенного сенбернара свисала слюна. Внутри клетки возле его лап лежали остатки телефонной книги.

— Что это было? — спросила Вик. — Обед?

— Он любит что-нибудь грызть, когда нервничает, — сказал он. — Совсем как ты.

Они поехали обратно в дом Линды, чтобы перекусить сэндвичами с индейкой. Хупер полакомился банкой собачьих консервов, одной из новых пар вьетнамок и теннисной ракеткой Вик, еще не вынутой из полиэтиленовой обертки. Даже при открытых окнах в доме пахло сигаретным пеплом, ментолом и кровью. Вик не терпелось отправиться в путь. Она собрала купальники, листы бристольского картона, свои туши и акварели, усадила в машину собаку и мальчика, которого любила, но — как она боялась — не знала или не заслуживала, и они нацелились на север, чтобы провести там лето.

«Вик МакКуин пытается быть матерью, часть II», — подумала она.

Их ждал «Триумф».

Озеро Уиннипесоки 18 июня

В то утро, когда Уэйн нашел «Триумф», Вик сидела на причале с парой удочек, лесок которых никак не могла распутать. Эти удочки она обнаружила в чулане коттеджа — тронутые ржавчиной мощи восьмидесятых с монофильными лесками, спутавшимися в клубок размером с кулак. Вик вроде бы видела коробку со снастями в каретном сарае, и она отправила Уэйна поискать ее.

Она, сняв туфли и носки и опустив ноги в воду, сидела на краю причала и сражалась с узлом. Пробавляясь коксом — да, было у нее в жизни и такое, — она могла счастливо сражаться с каким-нибудь узлом целый час, наслаждаясь этим не меньше, чем сексом. Она играла этот узел, словно Слэш[97], выдающий соло на гитаре.

Но через пять минут она это дело бросила. Нет смысла. В коробке со снастями найдется нож. Надо знать, когда имеет смысл стараться что-то распутать, а когда эту дрянь лучше просто разрезать.

Кроме того, от вспышек солнца на водной поверхности у нее болели глаза. Особенно левый. Левый глаз казался твердым и тяжелым, словно был не из мягких тканей, а из свинца.